Анжелика вздрогнула. Ею снова овладел безотчетный леденящий страх, терзавший ее в последние дни.

– Но кто… кто мог это написать?.. – пробормотала она. – От кого вы получили эту записку?

– Мне ее передал какой-то матрос из экипажа Ваннерейка. Он всего лишь посредник. С его помощью я попытался отыскать того, кто дал ему поручение доставить записку мне, но тщетно. Это их способ действия. Они пользуются сутолокой, вызванной высадкой экипажа и разгрузкой судна, чтобы затеряться среди нас и сделать свое дело, а потом исчезают, словно привидения.

– Они? Кто – они?

Пейрак был встревожен.

– В Заливе появились чужие, – наконец произнес он, – они рыщут повсюду и, теперь я в этом уверен, проявляют к нам особенный интерес.

– Кто это? Французы? Англичане?

– Не знаю. Скорее французы, но неизвестно, под каким флагом они ходят; ясно одно: их цель – посеять смуту среди нас.

– Тот человек с бледным лицом, что пришел сообщить мне, будто вы ожидаете меня на острове, – один из них?

– Без сомнения. Как и тот, кто по дороге из Хоуснока передал мне ложное сообщение о том, что вы спасены и плывете к Голдсборо на «Ларошельце»…

И Жоффрей рассказал Анжелике, как, вознаградив незнакомца за добрую весть, он, успокоенный относительно ее участи, решил последовать за Сен-Кастином до Пентагоета по дороге на Голдсборо.

– Я дал ему несколько жемчужин.

– Но кто же они такие?.. Кто их послал?

– Пока невозможно установить. Очевидно то, что они хорошо осведомлены о наших делах и не останавливаются ни перед чем, потому что среди моряков передача ложных известий почитается постыднейшим из преступлений. Даже между врагами существует солидарность мореходов, предать которую могут только законченные мерзавцы или просто бандиты. Предвижу, что те, о ком мы говорим, худшие из них.

– Выходит, – прошептала она, – права я была, когда опасалась какого-то направленного против нас… дьявольского плана…

– Итак, я увидел вас с Золотой Бородой на острове. И тут всплыло обстоятельство, неизвестное нашим недругам, нечто, чего они не могли знать. То есть что Золотая Борода – это Колен. Что совершенно меняло дело. Колен Патюрель, король рабов Мекнеса, к тому же почти мой друг, по крайней мере человек, к которому я, зная его добрую репутацию в Средиземноморье, испытывал глубокое уважение. Да, для меня это многое меняло. Колен!.. Человек, которого не зазорно одарить… скажем так, вашей дружбой… Но мне было необходимо убедиться, что это именно Золотая Борода. Я послал Йана за подкреплением, приказав не возвращаться через фарватер, прежде чем спадет вода.

– А вы остались.

– Я остался.

– Вы хотели знать, кто я? – спросила Анжелика, глядя мужу прямо в глаза.

– И узнал.

– Вы не боялись горьких открытий?

– Я сделал чудесные открытия, и они укрепили мое сердце!

– Вечно вы со своими немыслимыми затеями!

– Дело не только в этом. Решение остаться на острове и затаиться там до прибытия подкрепления было вызвано не только желанием получше узнать мою прекрасную незнакомку-жену. Еще бы: такая возможность; муж может многое узнать про хорошенькую женщину, беседующую с мужчиной, в прошлом не безразличным ей, да к тому же ей известно, что он по-прежнему ее любит. Однако одного лишь любопытства было бы недостаточно, чтобы отважиться на столь тягостное испытание, если бы я не был принужден к этому самой ситуацией. Согласитесь, душа моя, что она была деликатной, если не сказать затруднительной. Появись я перед вами в одиночку, неужели вы думаете, Колен легко поверил бы в мои мирные намерения супруга? Сам же он, будучи пиратом, достойным быть повешенным без лишних разговоров, не сдался бы без боя властителю Голдсборо. Вы обвиняете меня в том, что я не раздумывая ввязываюсь в самые немыслимые авантюры? Однако идея встретиться с ним один на один на том песчаном берегу, имея в свидетелях лишь вас и тюленей, а в качестве неминуемого завершения поединка – его или мою смерть, не показалась мне трезвой и выгодной для кого бы то ни было. Ваш Колен не из тех, кем легко манипулировать. Можете справиться у Мулая Исмаила, который всегда отзывался о нем с почтением и почти страхом, и все же Колен был всего лишь безоружным рабом перед этим неуступчивым и жестоким владыкой.