– Что проку сожалеть! Лучше пойди да посмотри, что учинила эта скотина в моих овсах – вытоптала все вдоль и поперек!

– Я очень сожалею, – повторила Аня твердо, – но, если бы вы вовремя чинили вашу изгородь, Долли не смогла бы зайти на ваше поле. Именно ваша часть изгороди отделяет ваши овсы от нашего пастбища, и на днях я заметила, что она нуждается в ремонте.

– Моя изгородь в полном порядке! – оборвал ее мистер Харрисон, в еще большем гневе из-за переноса военных действий на его собственную территорию. – А тебе, рыжая свиристелка, могу одно сказать: если корова твоя, так лучше бы ты пасла ее, чем рассиживать да читать романы! – Он устремил испепеляющий взгляд на невинный латинский учебник, лежавший у Аниных ног.

Аня вспыхнула: волосы всегда были ее уязвимым местом.

– Уж лучше иметь рыжие волосы, чем не иметь их вообще… кроме пары прядок над ушами.

Удар попал в цель: мистер Харрисон болезненно воспринимал любые намеки на его лысину. Гнев снова начал душить его, так что он не мог сказать ни слова; Аня же, возвратив себе душевное равновесие, поспешила воспользоваться своим преимуществом.

– Я не сержусь на вас, мистер Харрисон. У меня есть воображение, и я могу представить, как неприятно застать в своих овсах чужую корову. Обещаю вам, что Долли никогда больше не зайдет в ваши овсы. Даю вам честное слово!

– Ладно, смотри, чтобы этого больше не было, – буркнул в ответ мистер Харрисон, несколько сбавив тон. Но прочь он затопал все еще в гневе, и некоторое время издали доносилось его сердитое бормотание.

«Думаю, она не сможет выбраться отсюда, – размышляла Аня, запирая своевольную Долли в загоне, где обычно доили коров. – Сейчас она ведет себя очень спокойно. Наверное, объелась этим овсом до отвращения… Жаль, что я не продала ее мистеру Ширеру на прошлой неделе, когда он предлагал мне за нее двадцать долларов. Но я думала, что лучше подождать аукциона и продать весь скот сразу. Теперь я верю, что мистер Харрисон действительно «тип со странностями». Уж в нем-то нет и намека на родство души».

Аня никогда не теряла бдительности в ожидании встреч с родственными душами.

В это время во двор въехал кабриолет – вернулась Марилла, и Аня поспешила в дом, чтобы накрыть на стол. За чаем они обсудили случившееся.

– Скорее бы распродать скот, – сказала Марилла. – Слишком большая ответственность – иметь столько скота, когда некому за ним приглядеть. Я вздохну с облегчением, когда урожай будет собран и нашей фермой займется мистер Барри. Да, мир сей полон забот, как справедливо говорит Рейчел… Вот бедная Мэри Кит при смерти, и, право, не знаю, что станет с ее двумя детьми. У нее, правда, есть брат в Британской Колумбии, и она послала ему письмо, но до сих пор нет ответа.

– А какие дети? Сколько им лет?

– Седьмой год пошел… близнецы.

– Меня очень интересуют близнецы, с тех пор как у миссис Хаммонд было три пары! – оживленно воскликнула Аня. – Они хорошенькие?

– Трудно сказать… Они были такие грязные. Дэви делал куличики во дворе, а Дора вышла позвать его к матери. И что ты думаешь? Он толкнул ее в самую грязь, а когда она заревела, сам залез туда же и начал валяться, чтобы доказать ей, что плакать не о чем. Мэри говорит, что Дора очень послушная, но Дэви ужасный озорник. Впрочем, воспитывать-то его было некому. Отца он лишился еще в младенчестве, а Мэри почти все время болела.

– Мне очень жаль детей, которых некому воспитывать, – сказала Аня значительно. – Вы знаете, меня тоже никто не воспитывал, пока вы за меня не взялись… Миссис Кит приходится вам близкой родственницей?