Танцевали и парами, но на припеве снова сливались в вихляющую колонну. Филипп не встал в общий хоровод, его партнёрша ещё не доросла. Изображая па из вальса и танго, он кружил Настю на руках. Её короткие ноги болтались по воздуху, белые по случаю праздника колготки пузырились на коленках и собрались гармошками на худых щиколотках. Настя громко смеялась. Светло-русые волосы растрепались, платье задралось до самого пояса. Филипп пришёл на праздник к другу, как положено, в рубашке с искрой и модных варёных джинсах, но после танцев разлохматился не меньше Настёны.

– Француз, оставь Настьку, у неё уже в глазах рябит, – то и дело просила бабушка Вася.

Филипп опускал Настю на траву, но она не уходила, становилась на мыски его ботинок и танцевала, повторяя его шаги. Правда, терпения смотреть на всех снизу вверх хватало ненадолго. Она дёргала Филиппа за рукав, цеплялась за ремень и, как маленькая обезьянка, забиралась к нему на руки. Разноуровневый танец продолжался до следующего оклика бабушки.

Лёша наблюдал за плясками со стороны, танцевать он любил и с удовольствием возглавил бы ламбадную змейку, но пока переживал подаренный дипломат, хотел подуться, чтобы родители увидели: с подарком не угадали.

– Иди ногами подрыгай. – Дядя Лёхач подошёл сзади, передвинул сигарету в угол рта и чуть подтолкнул его в спину.

– Сейчас, – Лёша отмахнулся от едкого дыма, – дай затянуться?

Дядя Лёхач тут же отвесил ему щелбан.

– Ты чё? Это ж «Космос», я её у Матани за шесть рэ купил.

– Ого. Что-то она завернула.

Матаней звали цыганку, торгующую около рынка носками и золотом. Продавала она мало, в основном останавливала прохожих, предлагая погадать. Почти всегда водила с собой мелкого полуголого цыганёнка, он клянчил «копеечку на хлебушек» и заглядывал в душу глазами-вишнями. За всё время, что Лёша знал Матаню, поменялось пять или шесть цыганят. Малышам подавали охотнее, чем голенастым подросткам.

Местные редко велись на услуги хиромантши, ходила легенда, что её муж предсказывает будущее гораздо лучше, но к нему нужно было приходить вдвоём. Он работал сапожником в небольшой каморке, не развешивал цветастую лапшу и не говорил мудрёными фразами, оглядывал пару чугунным взглядом и ставил диагноз: «разойдутся» или «будут вместе до гроба».

Матаня зарабатывала на приезжих. Частенько разводила их на всю наличность, по неосторожности привезённую в город. Забалтывала, обездвиживала и очищала карманы цыганскими чарами. У неё всегда можно было раздобыть дефицитный товар, в этом году в этот список попали и сигареты. Пару раз дядя Лёхач брал с собой и Лёшу, учил его забалтывать мастеров торговли и противостоять цыганскому колдовству.

Дядя Лёхач коротко затянулся, выпустил облачко горького дыма.

– Вот и ого. Бате не говори. Он бы десять дипломатов купил.

Лёша ухмыльнулся и тут же расстроился.

– Одного достаточно.

– Ты чё нос повесил, пионер? Иди лучше загляни в коляску «Урала», там тебя подарок ждёт. – И разу же добавил: – Не «Электроника». Лучше.

И всё-таки дал затянуться. Лёша давно хотел начать курить по-взрослому, как дядя. Одно время на подоконнике в коридоре лежали блоки «Полёта» и «Явы», он таскал из пачки по одной, по две, но в этом году даже отец перешёл на вонючую «Приму» и трясся над каждой сигаретой. Не украсть. Так что пришлось отложить вредную, но модную привычку до лучших времён.

В коляске Лёша нашёл коробку с надписью «Узор-1» и несколько гладких дощечек. Ещё не открыл коробку, но уже понял, что это выжигатель. Такой же был у Филиппа, и они жарили деревяшки по очереди, украсили все разделочные доски в доме Антоновых, испортили лакированный подлокотник кресла, но весной сломали последнее «жало» и переключились на другие развлечения.