После опроса Антония отвела юношу в сторонку.

— Аптекарю в лавке через дорогу нужен подмастерье, предыдущий женился и уволился. Если пойдёшь прямо сейчас, возможно, повезёт и ещё никого не взяли на это место.

— С-спасибо, — запнулся парень. Он был на голову выше и шире в плечах, но чувствовал себя намного меньше и слабее стоящей перед ним леди, и непонятно, что было тому причиной. Строгий костюм следователя, прямая, как шпага, спина леди или её тяжёлый колючий взгляд. — Но почему вы мне помогаете?

— У тебя пока ещё нет черноты за душой. Живи по совести, и, возможно, самого страшного ты избежишь.

Ничего не поняв из слов странной леди, юноша снова поблагодарил, низко поклонился и, прижимая к груди мешочек с трёхмесячным окладом, ушёл. В окно Антония проследила, как парень, немного поколебавшись, всё же направился в аптеку.

— Остался только булочник, - Антония едва не вздрогнула от неожиданно раздавшегося знакомого голоса, резко обернулась. Вик подпирал косяк двери и, как и Антония, смотрел куда-то за окно. – По протоколу нужно допросить его в присутствии всех заинтересованных сторон. Отложим на завтра, проведём допрос в участке? – предложил он.

Вик выглядел уставшим и помятым, пиджак остался на спинке стула в комнате, где они опрашивали пострадавших сотрудников. На широкой манжете рубашки виднелось синее пятнышко от чернил, несколько локонов выбились из-под шнурка, держащего низкий хвост, из кармана жилета свисала цепочка часов, на которые следователь то и дело посматривал.

— Нет. Лучше закончим с этим сразу, и забудем. Не хочу растягивать это «удовольствие» ещё на один день.

— Как скажешь, — кивнул Вик, придерживая перед коллегой дверь.

К концу разговора с булочником кто-то ругался недопустимыми в приличном обществе словами и буйно тряс кулаками, кто-то, напротив, сидел тихо, подавленный делами подозреваемого, который, помимо всего, оказался ещё и душегубом — под взглядом Антонии он не без гордости рассказал, как после смерти отца отравил мачеху и сводного брата, чтобы получить лавку в наследство, а после избивал жену, которая в итоге не вынесла родов. Как догадался мешать хорошую муку с залежалой, делать хлеб меньше по весу и штрафовать подчинённых. Как разбирался с жалобами на отравления и испорченные булочки, как дважды нанимал головорезов поговорить с особо настойчивыми недовольными покупателями. Как давал взятки ежегодной комиссии по качеству и обманывал профсоюз, запугивал поварят и планировал давать сдачу фальшивыми монетами или просроченным печеньем.

Булочника увели, и Антония ушла сразу за ним. Слишком много было направлено на неё взглядов и эмоций. Кто-то из представителей служб стал откровенно опасаться её, кто-то прожигал любопытством, кто-то жаждал привлечь её к решению собственных проблем. Всё как всегда. И стоило ради этого уезжать из столицы?

— Тебя проводить? — догнал её на пороге Вик.

— Нет, спасибо. До департамента недалеко, а там у меня машина.

— Я соберу подписи со всех присутствующих и доложу боссу, — оценив бледный вид Антонии, предложил блондин, прокручивая на пальце кольцо.

— Спасибо, — кивнула Антония. — Я завтра могу опоздать, Ирвин знает, что после допросов буду себя плохо чувствовать.

— Что, это действительно настолько тяжело? — участливо поинтересовался Вик.

— Голова болит и мутит, иногда по несколько дней, и сегодня вечером уж точно будет «весело», — очень примерно описала своё состояние Антония.

— Может, всё же вызвать тебе кэб?

— Спасибо, я лучше пройдусь.

— Как знаешь.

***

Вечер привычно пах маслом и мазутом, пылью с мостовой, усталыми потными телами, рыбой и пропавшими овощами с рынка, азотом от работающих на кристаллах машин. А ещё откуда-то из-за города, с полей, неуловимо пахло зеленью. Вокруг разговаривали люди, жужжали механические курьеры, тарахтели устаревшие автомобили. Антония растворялась во всём этом, усилием воли пытаясь отогнать от себя серость и болотную мерзость прогнившей человеческой души, с которой пришлось соприкоснуться.