– Милая, – обратил и на меня своё величайшее внимание Герберт, даже не особо стараясь проявить уважение к хозяйке, в дом которой вошёл, – Рад тебя видеть!

Я многозначительно промолчала, дожёвывая и сглатывая ароматный свежий кусочек сдобы, почти ставший резиновым при его появлении, и не желавшим протискиваться в желудок по пищеводу. М-да! Лучше при приёмах пищи с женишком больше не встречаться – голодной останусь.

– Присоединишься к завтраку?

– Нет, я уже поел, – отказался от совместного завтрака лорд и это очень даже хорошо – у Эрика не будет большого соблазна подлить в его чашку яду, – Но скажи, Норочка, что случилось?

Никогда не любила это уменьшительно-ласкательное сокращение от своего имени, больше похожее на пушистого зверька.

– А что случилось?

– Все только и говорят о том, что ты закрыла фабрику!

Я рассмеялась тем беззаботным смехом, что только смогла изобразить. Ещё немного, и из глаз брызнули бы слёзы. Актриса из меня так себе…

– Я думала ты переживаешь из-за последней статьи в «Столичных новостях» о нашем браке, – приподняла газету для наглядности, показав первую полосу, – Ведь мы не виделись последние пять дней из-за подготовки к свадьбе, и мне они показались вечностью вдали от тебя…

– О! Там не о чем переживать! Моя любовь к тебе сильнее всех этих досужих сплетен! – пафосно воскликнул Герберт, а Лилия попыталась отвернуться от него, чтобы тоже не выдать своего отношения ненароком.

«Ну, да, – подумала я, – Только очень уж удобную почву эти сплетни готовят для твоей дальнейшей жизни мосле моей смерти!»

– Так что случилось с фабрикой? Ты её кому-то продала? – и столько в голосе было… паники, которую он старался удержать в себе.

Возмущённо посмотрела на него:

– Что за глупости тебе прошли в голову! Я свою фабрику, как и салоны с магазинами, никому не продам!

– Я так и подумал! Так всем и говорил! – зачастил он, – Так что случилось?

Я неловко и слегка безразлично пожала плечами:

– Я же тебе говорила, милый, про запланированную модернизацию. Ты забыл?

Упрёк в моих словах заставил его призадуматься.

– Не помню…

Я закатила глаза к небу, то есть к люстре и расписному потолку, изображая раздражение:

– Четыре месяца назад это было запланировано, и не волнуйся, Гусик, – вспомнила я дурацкое прозвище, которым его дразнили в детстве, – Тим Бэрри внимательно следит за ходом работ и сроками выполнения всех поставленных задач.

– А что даст эта модер-ни-заци-я? – проговорил вслух сложное для себя слово. Никогда бы не подумала, что аристократ может быть столь косноязычным.

– Гусик, ты такой забавный, когда волнуешься, – не смогла не подразнить его, – Конечно более тонкие и прочные ткани и кружева! Мы так долго разрабатывали новую технологию, что всё обязательно получится!

– И когда всё заработает?

– Недели через три, когда рабочие выполнят все технические обновления. Возможно, что успеют к нашему возвращению из свадебного путешествия. Тим должен справиться со всеми делами самостоятельно, пока меня не будет.

Как же его передёрнуло от одно только упоминания о нашей свадьбе и путешествии. Неужели я настолько ему противна? Так и хотелось взять ложку и стукнуть себе по лбу – ведь всё так очевидно! Его наигранное внимание и забота, и желание показать своё превосходство над всеми… Неужели так сильно власть, пусть и будущая в перспективе, меняет людей?

Посмотрела внимательно на эталон аристократичности как внешне, так и по поведению. Красивый, словно со старинных картин сошёл, элегантный и утончённый как истинный наследник своего рода, привлекательный молодой мужчина тридцати лет. Самый лучший возраст для вступления в брак, с мужской точки зрения. Девушек тут сразу же в восемнадцать отдавали замуж, считая в двадцать один уже перестарками. А я, в свои двадцать восемь, так вообще древней старухой могла считаться. Не то, что молоденькая дочь лорда Скарборо, которой восемнадцать исполнилось и она уже – любовница? Поспешил отец подложить её под перспективного зятя, ох, как поспешил!