– Ювелирные украшения? Что за чепуха? – растерянно спросил он, бегло просмотрев статью. – Неужели кто-то решился подделать вашу магическую печать на сертификате?!

– Нет, конечно. Ко мне вчера прилетело больше десятка магическим писем с мольбой о личном подтверждении сертификатов – иначе ни один редактор не выпустил бы подобную статью в печать, и ни один ювелир не решился бы принять участие в аукционе. Сертификаты подлинные, Ригорин, королевской страже не нужно расследовать случай возможного мошенничества.

– Что за новый трюк, Дайм? – мрачно спросил Ригорин. – Где вы – и где ювелиры с их колечками и браслетиками! Что вы опять задумали? Ловите Василиска на блестящую приманку золота и драгоценностей, как сказочного дракона?

– Узко мыслите, глава королевской стражи. Впрочем, в полном соответствии с вашей профессией. Я, как магистр, обязан заботиться о процветании вверенных мне территорий, чем и занимаюсь. Ювелир выплатит городской казне налог с больших прибылей, и у города наконец-то появятся средства для ремонта моста через реку. Я ещё весной обещал магическую поддержку всем городским ремесленным артелям, разве ваши соглядатаи не донесли вам об этом?

– Донесли, но не слышал, чтоб хоть кто-то рискнул обратиться к вам за помощью.

Ригорин не упомянул, что подобная осторожность горожан показалась ему весьма мудрой и ожидаемой. По лицу магистра скользнула лёгкая усмешка, он кивнул:

– Честно говоря, приход владельца ювелирной лавки стал первым таким случаем. Остаётся надеяться, что не последним: шумиха в прессе разожжёт желание мастеров продвинуть свой бизнес магическими силами по примеру господина Альда.

– Оскара Альда? Бывшего сотрудника королевской стражи? – Дайм кивком подтвердил предположение, и Ригорин взял себе на заметку пообщаться с бывшим подчинённым, знакомым ему по службе в столичном отделении.

– Так что у нас новенького по делу Василиска? – вернулся Дайм к тому вопросу, с которым и прилетел Ригорин.

– Зачем вам окаменевшие люди? Вы забрали всех и волка в придачу! – сложил руки на груди Ригорин, игнорируя вежливо придвинутый к нему воздушным потоком стул.

– А зачем они были нужны вам? – парировал магистр. – К чему бесцельно захламлять хранилище улик? Переходите к следующему вопросу. Надеюсь, в нём будет больше смысла.

Как ни прискорбно было признавать это, но Дайм прав: никакой ценной информации каменные «скульптуры» следствию не дали. Личности убийц установить удалось, но след, как и всегда, увёл в тупик и оборвался на городском дне, где каждый живёт сам по себе и никому не доверяет своих секретов.

– Вы советовали присмотреться к жертвам, – вынудив себя опуститься на стул, настороженно ответил Ригорин. – Я согласен, они выбирались целенаправленно. Самое массовое убийство, произошедшее перед гибелью моего отца, случилось в имении, где за полгода перед тем пришлось гасить волну народных протестов. Девушки и дети, что умерли на «алтаре», были детьми тех, кто подогревал волнения, но сумел ускользнуть от тюрьмы. В дальнейшем так же попадали под удар близкие тех, кто пытался выбиться из предначертанной им жизненной колеи или помогавшие таковым. Например, те, кто занимался народным образованием; прикрывавшие тех, кто сбегал от жестоких хозяев; те, кто пытался ввести менее жёсткие условия жизни и работы для нижних слоёв населения. Одним словом, как вы и намекали: целью фанатиков являлось запугивание тех, кто недостаточно запуган своими хозяевами.

– Рад, что вы уловили мой намёк: мне поначалу показалось, праведное возмущение от моих честных слов помешает вам осознать их смысл, – фыркнул магистр. – Чего ж вы замолчали, не продлили цепочку умозаключений? Боитесь озвучить логичный вывод? Валяйте, Ригорин, в моём доме нет прослушки, а я не из тех, кто бегает к королю с доносами. Молчите? Хорошо, я скажу за вас. Крайне трудно, пожалуй что и невозможно, удерживать в рабском повиновении людей образованных, думающих, обладающих множеством практических умений и навыков. Сообщество людей просвещённых быстро объединится против тиранов и сбросит с себя рабский гнёт. Другое дело – сообщество людей тёмных, суеверных, живущих за гранью нищеты, вынужденных все силы тратить на то, чтобы...