Григорий слегка удивляется современной лексике в устах деревенской девочки, но повинуется, и они оба уходят за стог – там, оказывается, стоит сарай из грубо оструганных досок, который не был виден сразу, даже и не сарай, а как всплывает в памяти Романова, павильон. Они заходят внутрь, там в одном конце висит экран, как в кинотеатре, а в другом стоит что-то вроде кинопроекционного аппарата.
– Кино мне собралась показать? – спрашивает Григорий. – Чапаева?
– Угадал, – отвечает она, – но полностью – я тебе не «Чапаева» и даже не «Великолепную семёрку» покажу, а сплошную документалку. История России с 1985 по 1991 годы.
– Почему России? – ухватился за эту оговорку Романов, – наша же страна называется СССР и отдельной истории России вроде бы не должно быть.
– Это пока СССР, – отвечает Маша, – а дальше будет Россия. Ты вопросы пока не задавай, а посмотри, что тебе тут приготовили. А потом определимся…
И она щёлкнула какой-то кнопкой, одновременно прикрыв дверь в сарай – на экран спроецировалось название «Перестройка и гласность в СССР», а затем пошла хроника… Романов честно досмотрел её до самого конца, до декабря 91 года, спуска флага СССР и передачи ядерного чемоданчика Ельцину, а потом спросил:
– Это что, всё так и случится?
– Абсолютно, – подтвердила Маша, – если ты не примешь некоторые меры.
– А со мной что будет? Тут про это ни слова нет.
– Про тебя могу так рассказать, в хронику, извини, не вошло. Из Политбюро тебя выведут в июне 85-го, да, это через три месяца случится, из ЦК КПСС исключат в августе того же года. И будешь ты дальше жить на заслуженной пенсии до самой смерти.
– И когда же смерть моя наступит, ты знаешь? – решил выяснить всё до конца Романов.
– Знаю, конечно, в 2005-м… ну что, нравятся тебе такие перспективы?
– Не нравятся, – потряс головой Романов, – а я могу что-то изменить?
– Ясное дело, можешь, – засмеялась Маша, – иначе для чего бы мы тут с таким трудом выстраивали мост между 1985-м и 2085-м…
– Так ты из будущего явилась? – наконец догадался он, – и как там у вас в будущем? На Марс полетели?
– Только беспилотники… если честно, нечего делать на этом Марсе. Но мы отклонились от темы – исходную информацию мы тебе выдали, если есть вопросы, задавай – у тебя есть пять минут.
– Конечно, есть, – встрепенулся Романов, – у меня тысяча вопросов, но попробую выбрать самые важные…
И он выбрал самые важные вопросы – когда точно умрёт Черненко, как будет решаться вопрос о новом советском лидере, что за проблемы возникнут на 4-м блоке Чернобыля, как можно разрешить вопрос с Афганистаном, как не допустить нефтяной демпинг в 86-м, что делать с космической программой и можно ли вообще как-то демпфировать национальные разногласия. На всё это Маша дала точные, но очень короткие ответы.
– Всё, время вышло, – сказала она, посмотрев на часы. – Прощай, Гриша… и помни, что я тебя потом всю жизнь любила.
За сим Маша вместе с несуразным павильоном растаяла в летнем мареве, а Григорий остался один посреди скошенного луга, где в соседнюю копну были воткнуты его вилы. А затем он проснулся в своём номере в отеле «Линас» и начал размышлять…
1 марта 1985 года. Киев, ЦК КПУ, Советская площадь
У Владимира Васильевича Щербицкого был очень хлопотный день – три совещания друг за другом, ни на одном из которых не удалось прийти к единому знаменателю, а под вечер у него был запланирован вылет в Москву. С целью возглавить делегацию СССР в страну вероятного противника, в город Нью-Йорк, на сессию Генеральной ассамблеи ООН. Он не хотел и не добивался этой поездки, но так решило коллективное партийное руководство, с которым не поспоришь.