Мне было приятно слушать, с каким теплом он говорил эти слова. Особенно учитывая, что на нашей родине Арсений пережил жену и сына. И больше собственного счастья там, подобно четырёхкрылой синей птице из его рассказов, не нашёл.

В завершение нашего завтрака почти одновременно приехали два юриста. Дмитрий Мохин – главный «московский» юрист Оболенских, и Женя Сигурский, работающий на меня.

– Господин, позвольте лично поздравить вас с изменением социального статуса, – поклонился Женя, когда мы встретились в кабинете «отца». – Простите, теперь нужно называть вас «ваша светлость».

Сигурский за короткий промежуток времени, что мы знакомы, успел доказать свой профессионализм, а моя Аура настолько его впечатлила, что в лояльности этого человека я почти не сомневался.

– Называй, как тебе удобно, – повторил я то, что уже говорил Вадиму. А затем мы с ним ещё раз обсудили, что нужно будет сделать.

Спустя три минуты в кабинет вошли Арсений с Мохиным, и началось уже общее обсуждение первоочередных дел. Изменение моего социального статуса необходимо официально задокументировать. «Отец» ещё вчера в зале суда попросил подготовить копии официального заключения, так что повторно проводить ритуал не придётся. Помимо всего прочего, нужно переоформить земли, которые я сейчас арендую у Морозовых и Волковых, усадьбу и кучу всего по мелочи.

Главный нюанс кроется в том, что всё моё имущество будем оформлять не на род Оболенских, а лично на меня. То есть другие члены рода никак не смогут претендовать на всё, что я нажил непосильным трудом. Разве что после моей смерти «отец» унаследует всё, или Алиса, если я переживу «отца», а затем всё это по умолчанию станет имуществом рода. Но умирать я не собираюсь, а с выведенным в личную собственность добром мне потом будет проще выйти из рода Оболенских.

И вот когда с обсуждением всех юридических дел было практически покончено, в дверь осторожно постучались.

– Прошу прощения, ваша светлость, – чуть испуганно обратилась к великому князю служанка Нина, – но её светлость ответила на запрос о встрече с Аскольдом Андреевичем. Она хочет принять его прямо сейчас.

Арсений явно растерялся. Ведь у нас шло совещание с юристами, а тут такой финт.

– Отец, – проговорил я вкрадчиво, – мне кажется, основные вопросы мы уже обсудили? Могу я побеседовать с Надеждой Григорьевной?

– Хорошо, иди, Аскольд, – с явным облегчением ответил он.

Как же неловко Арсению играть роль моего отца. Во время ночной беседы он сам в этом признался:

– Когда я называю вас «сыном», мне кажется, я порочу честь Её Величества. Вашей венценосной матушки.

Эх, надеюсь, когда-нибудь мой старый слуга привыкнет к таким вывертам Аномалии.

Великая княгиня принимала меня всё в той же малой гостиной, в которой мы беседовали месяц назад. Тогда она благодарила меня за помощь в лечении, как теперь оказалось, моей самой младшей сестрёнки.

– Аскольд? Входи, – с кислой миной на лице произнесла Надежда Григорьевна и резким кивком указала на кресло.

Хм… перешла на «ты»? Очень интересно.

– Добрый день, ваша светлость, – я обозначил поклон и занял предложенное кресло.

– Слушаю. Что хотел?

– Прежде всего отдать вам это, – я достал из кармана бархатную коробочку. – Колье вашей бабушки.

– И? Что ты хочешь за него? – нахмурилась женщина.

– Ничего, – я пожал плечами. – Вы мне ничего не должны. Считайте, что я помогал своим сёстрам.

– Сёстрам… – процедила она. – Ну что ж, я принимаю твой ответ, – она пододвинула коробку к своему краю стола.

– Однако у меня есть небольшая просьба, ваша светлость, – продолжил я, внимательно наблюдая за реакцией собеседницы, – исключительно по-семейному.