– Та-ак, – размышляла она дальше. – В половине первого к Сидорову с четвертого этажа медсестра приходит укол колоть. С ней поговорите. Там когда Галя ходит, когда Катя. Дальше. В двенадцать часов Степка из двадцать шестой квартиры на обед прибегает, ему жена с утра на плите обед оставляет и на работу идет. А он тут недалеко работает, на Фонтанке. Крышу они кроют. Вот. Пообедает скоренько и обратно на работу. – Ленька смотрел на Клару Игнатьевну с восхищением. – Далее. В двадцатой квартире Глафира Викторовна проживает.

– Двадцатая? Так у них окна во двор, – вклинился Леня.

– А ты слушай, не перебивай, – одернула его сердито Клара Игнатьевна. – Глафира работает по большей части на дому, швея, дымит, как паровоз, а муж у нее астматик. Так она в час раз по пять на лестницу выскакивает покурить. Ее расспросите.

Леня только молча кивнул. Не забыть бы.

– Да ты чего сидишь-то? – словно подслушав его мысли, поинтересовалась Клара Игнатьевна. – Записывай, забудешь же, голова садовая. Молодежь…

И Леня, достав блокнот, принялся усердно строчить, мусоля карандаш.

– Дальше. Ивановы. У них комната на улицу выходит. Дед у них целыми днями у окна сидит. Только идти туда надо вечером. Инвалид он безногий. Сам дверь не откроет. Они его утром у окна сажают, чтоб не скучал, у него там и чайник под рукой, и радио, и еду ему невестка в старый ватник заворачивает, и сидит он, горемычный, весь день один-одинешенек. – Клара Игнатьевна печально вздохнула. – А до войны такой мужик был справный. В праздники у нас тут на площади гулянья были, так, бывало, отплясывал, хоть и в возрасте… а усищи были! Из кавалеристов бывших. Ну да что теперь. Так вот, его поспрашивай. А уж остальных ты, наверное, сам обошел?

– Точно. Всех, у кого окна на улицу.

– С ними поговоришь – ко мне зайди. А я пока тут еще подумаю. Может, соображу чего. А тебя кто ко мне направил?

– Леля Дятлова с нижнего этажа, – чуть краснея, ответил Леня.

– Хорошая девчонка. Боевая. Не упусти, – деловито посоветовала Клара Игнатьевна.

Институт востоковедения показался капитану Головко загадочным и полным тайн. Располагался он на Дворцовой набережной в огромном дворце с нарядным фасадом и крыльцом, украшенным тонкими изящными колоннами. Кружевной вестибюль, тонкая вязь лепнины, чугунное плетение перил на парадной лестнице и ощущение какой-то тайны. Запах здесь стоял непонятный, пахло стариной, пылью, сыростью, пряностями, бумагой, стружкой и еще чем-то неуловимым. Всюду ящики, незнакомые предметы, какие-то черепки, истуканы, идолы уродливые. А между всем этим деловито сновали сотрудники в синих халатах, и никто из них не обращал внимания на капитана Головко.

– Иван Иванович, коллекцию 147-12 надо перенести на второй этаж, разбирать ее на первом нецелесообразно, – спускаясь по лестнице вслед за плотным невысоким товарищем в сером костюме с пенсне на носу, деловито объясняла худая высокая гражданка в очках.

– Голубушка Ольга Викторовна, все понимаю, но где же грузчиков найти? Вы же знаете, какие сейчас сложности с персоналом. А наши сотрудники вряд ли справятся, да и риск какой! Это же пятнадцатый век! Нет, нет. Надо как-то иначе.

– Иван Иванович! Иван Иванович! В библиотеке ужасающая сырость, я уже говорила вам, надо что-то решать с вентиляцией, мы книги погубим! И трубочистов неплохо бы вызвать. – Откуда-то из тени вестибюля вынырнула плотная гражданка в синем рабочем халате, с пышной седой шевелюрой и строгим хриплым голосом.

Все трое, прошагав через просторный вестибюль, скрылись в сумрачном коридоре справа. Понаблюдав за ними, капитан без труда сориентировался в происходящем. Судя по тому, что все дергали несчастного Ивана Ивановича, он был начальником, и если не директором института, то уж точно одним из его замов. Следовало его догнать. И капитан, легко взбежав по мраморным ступеням, поспешил вслед за скрывшейся процессией.