Босс смеется. Ему нравится мое недоумение. Сейчас он выглядит не как грозный начальник, но как Егорка из параллельного класса, когда моя подруга Маша, наконец, обратила на него внимание. Господи, о чем я только думаю? Сравнила акулу бизнеса с влюбленным семиклассником!

– Не боишься летать? – спрашивает босс.

– Немного, – сознаюсь я.

Видимо, мой тон не вызывает у него доверия. Он смотрит на меня очень внимательно.

– Ладно, боюсь, – сознаюсь я, – я не очень хорошо переношу перелеты. Когда мне было двенадцать, мы с родителями и Даней полетели в Сочи. Тогда я летела на самолете впервые. В общем, родителям пришлось сдать обратные билеты и домой мы ехали на поезде.

Я трещу без остановки. Когда поднимаюсь по трапу вверх, когда сажусь в кресло, когда пристегиваюсь, когда самолет отрывается от земли и взлетает. Я говорю и говорю, лишь бы не оставаться наедине со своим страхом. Рассказываю, какого кота я хотела бы завести. Какой была бы моя библиотека. Какие места хотела бы посетить. Даже какое у меня любимое кафе и десерт. Творожные шарики.

– Посыпанные сахарной пудрой, – тараторю я, – они там безумно вкусные. Такие хрустящие снаружи и очень нежные внутри. Я пыталась дома приготовить такие же, но у меня всегда получался ужас ужасный, а я столько рецептов перепробовала, поэтому теперь только и остается, что ходить в это кафе и оставлять там до половины своей зарплаты, потому что Аля тоже та еще сладкоежка, да и Даня никогда от них не отказывался, потому что они такие вкусные, что я уверена, что даже вы от них не откажетесь, и как-нибудь я вас ими угощу, но только чуть позже, потому что с зарплатой у меня сейчас не очень, а до следующей еще нужно дожить, питаясь, желательно, не только творожными шариками. Вот.

Я выдыхаю.

Гранин, на удивление, слушает меня очень внимательно. Даже склоняет голову. Я польщена. Пока не замечаю, на что он смотрит.

А смотрит он на мою руку. Которой я изо всех сил сжимаю его кисть. Охнув, я разжимаю пальцы. На его руке остается белый след.

– Ох, простите!.. Я… я сама не заметила, как это произошло! Вцепилась на автомате! Я действительно боюсь летать и вот, что из этого вышло! Надеюсь, вам не очень больно?

Босс поднимает голову, смотрит на меня с усмешкой.

– Хотел бы я взглянуть на человека, которому может быть больно от такой хватки.

– Но ведь… след остался, – беспомощно замечаю я, – а когда остается след, это больно.

– Гораздо больше боли причиняют раны, которые не оставляют следа, – внезапно говорит он.

Он хмурится, явно погруженный в какие-то неприятные воспоминания. Кажется, я только что затронула его душевные раны.

– Простите, – тихо говорю я.

– За что?

– За что, что заставила вас грустить.

А вот теперь он удивлен. Неловко опускаю взгляд и отворачиваюсь к окну. Ох, зря я это! Ведь только-только забыла о том, что я в самолете!

– Снова вцепилась, – я неловко хихикаю, глядя на свою руку, сжимающую ткань его костюма, – сейчас разожму.

Но разжать руки не получается. Пилот скорректировал курс, и теперь самолет кренится, двигаясь левее. Мое сердце прыгает где-то в горле. И в этот момент…

Гранин берет мою руку в свою и крепко сжимает. Моментально, не отдавая себе в этом отчета, принимаю его помощь.

– Смотри мне в глаза, – требует Гранин, – и рассказывай.

– Что рассказывать? – спрашиваю его слабо.

– Каким ты видишь свой будущий дом. Он будет двухэтажным?

– Да, – киваю мелко-мелко, – на втором этаже будут детские…

– Прилетели.

– Что? – я продираю глаза.

И с огромнейшим удивлением понимаю, что я… спала последние несколько часов перелета.