– Нет, просто хотел осмотреться. Давно ты тут живешь?

Открываю ей дверцу. Она потерянно замирает, словно о ней впервые так заботятся, затем садится. Обхожу машину, сажусь рядом.

– Да, – отвечает, когда машина уже трогается, – с самого рождения.

Интересно.

– Одна?

На ее лицо набегает тень.

– Сейчас с квартиранткой. Алей.

Да, слышал о ней. И от самого ангелочка, и от Егорова.

– А раньше?

Мне и в самом деле любопытно.

– С родителями и братом, – тихо отвечает ангелочек.

Она отворачивается. Явно не хочет об этом говорить. Егоров упоминал, что она сирота – и потому ее нежелание говорить о родителях вполне объяснимо.

– А брат? Где он сейчас?

Она молчит. Когда я уже решаю, что ничего не ответит, неожиданно подает голос:

– Он… сейчас живет у себя. Отдельно.

Такая заминка с ответом кажется мне странной.

– Почему не с тобой? Вы поссорились?

Она бросает на меня быстрый удивленный взгляд:

– Поссорились? С Даней? Нет, конечно! Просто… Ему захотелось независимости. После смерти родителей я старалась быть ему и мамой, и папой… – Она издает неловкий смешок, – кажется, я немного переборщила и он решил съехать от своей гиперопекающей сестры.

Невольно хмыкаю – и удивляюсь сам себе. Не думал, что еще способен испытывать такое светлое удивление.

– Значит, сейчас он живет отдельно и радуется раздольной жизни?

Ожидаю, что она сейчас улыбнется. Но вместо этого она вновь отворачивается к окну.

– Что-то в этом роде.

Голос ее глух. Обижена на брата? Щурюсь. Чем больше ее узнаю, тем более интересной она мне кажется. Ловлю себя на том, что не отказался бы узнать о ней что-нибудь еще.

– Расскажи о себе, – требую я.

– Зачем? – она удивляется.

Затем, что ты мне интересна.

– Дорога предстоит долгая. Мне скучно. Развлеки меня.

– Я думала, – она бросает косой взгляд на мой планшет, – в дороге вы будете изучать проблему, чтобы понять, как с ней справиться.

– Зачем? Ведь ею обещала заняться ты.

От неожиданности она закашливается.

– Эээ, да… Но ведь…

– Не люблю повторять дважды.

Она понимает намек. Задумчиво смотрит на стенку, отделяющую нас от водителя.

– Я люблю читать. Очень. У меня дома огромная библиотека. Я выросла на Жюль Верне и Редьярде Киплинге. В детстве мечтала стать путешественником и исследовать нашу планету: побывать в Африке, джунглях, покорить север… Еще люблю животных, только не держу их. У брата аллергия на шерсть, поэтому мы никогда не держали никого, кроме рыбок. Но рыбок не погладишь и в руки не возьмешь, так что… – Она улыбается, – однажды, когда я буду жить в большом доме со своей семьей, я заведу много собак и кошек. Чтобы дети могли играться с ними. Ну, и я тоже.

Она смеется. Тихо, застенчиво. И светится. Смотрит будто вдаль, и выглядит мечтательно, будто мыслями уже там, в будущем. Этот ее взгляд и этот ее тихий смех внезапно что-то бередят в моей душе. Будто затронули какой-то уголок, дверь к которому я, казалось бы, давно и прочно закрыл на ключ и никого не пускал. Смотрю на нее так, будто вижу впервые, и не могу понять: неужели играет? Неужели до сих пор играет?

Но разве можно так… правдоподобно?

19. 19

МИЛАНА

– Личный самолет? – смотрю на взлетно-посадочную полосу ошарашенно. – У вас личный самолет?

– Что в этом удивительного?

– Но ведь это… очень дорого. Даже просто содержать его, никуда не вылетая!

Гранин хмыкает.

– Я не могу позволить себе роскоши никуда не вылетать. Вопросы, которые я решаю, обходятся мне гораздо дороже содержания парочки самолетов – поэтому они у меня всегда под рукой.

– Парочки, – шокированно повторяю я про себя, – парочки самолетов…