Мы вошли в ее кабинет, в комнату с медицинским оборудованием, которая находилась здесь же, на первом этаже трехэтажной виллы. Я снял футболку и дал ей бегло себя осмотреть. Привалился спиной к стене.

– Раздевайся до белья и ложись на кушетку, Адам. Я надену перчатки.

Рано утром мне пришлось пройти с десяток километров, затем провести время за рулем, прежде чем попасть сюда. Рана на боку успела вновь намокнуть, и со штанами пришлось повозиться.

Увиденное Селесте не понравилось. Она недовольно сомкнула губы, но своей сдержанности не изменила. После паузы осмотра произнесла достаточно отчетливо, чтобы Марио за дверью ее расслышал:

– Многочисленные повреждения разной степени тяжести по всему телу. На затылке гематома, зрачки расширены, но белки чистые. Повтори «адронный коллайдер».

Я, не споря, повторил.

– Тошнота, головокружение, носовое кровотечение?

– Нет.

– Шестой номер в квалификации химических элементов?

Черт! Нашла, о чем спросить. Пришлось напрячь память.

– Углерод.

– Сознание ясное. Сотрясение есть, но ты справишься. Что у нас здесь? – Селеста аккуратно сняла повязку с моего плеча и нахмурилась. – Обширная гематома с разрывом мягких тканей. Рукой шевелить можешь? В полном объеме.

– Могу.

– Хорошо. У тебя на редкость крепкие сухожилия, парень, другому бы так не повезло.

Она сняла повязку с ребра и, осмотрев порез, побледнела:

– И ты точно родился в рубашке.

Я бы мог с ней поспорить насчет последнего, но не сейчас.

– Сомневаюсь.

– Раны чистые. Регенерация тканей идет полным ходом. Кто тебя обработал?

Селеста внимательно смотрела на меня, понизив голос.

– Сам.

– Не верю.

– Мы с тобой не на суде, женщина, и не под присягой, чтобы ты мне верила.

– Адам… я вынуждена сообщить Марио.

– Черт! Просто зашей меня! Или я сделаю это сам!

Я уснул там же, на кушетке в кабинете Селесты. Обезболивающее всегда вырубало меня лучше любого снотворного. А когда проснулся и спустил ноги на пол, на ковре уже сидел Тео с планшетом в руках. Его светлая, кудрявая голова качалась из стороны в сторону в такт музыкальному ритму, который звучал в его наушниках.

Наверняка какой-нибудь древний саундтрек, типа «Shell Shocked» или «Ghostbusters» Рея Паркера младшего. Он обожал «Черепашек ниндзя» и «Охотников на привидений». С момента, когда мы попали в этот дом, мы оба выросли, но, как Селеста ни старалась, этому парню по-прежнему оставалось двенадцать.

Правда иногда, когда он выдавал тезисы типа: «А знаешь, Ангел, жизнь – это не бег вперед, все ошибаются. Жизнь – это момент покоя. Когда стоишь с закрытыми глазами и знаешь, что ты просто есть. Как птица, которая устала махать крыльями и теперь парит над землей, понимаешь?»… я мог дать ему все девяносто. Потому что всякий раз мне не было что на это ответить.

Он мог месяцами не замечать мое отсутствие, но, когда я появлялся, часами не отходил от меня и помнил каждую деталь нашего последнего разговора, словно он произошел вчера.

Не знаю, каким чудом мир сохранил в нем наивность, но когда ребенком мне казалось, что ад никогда не закончится, потому что Бог обошел стороной стены монашьего дома инока Сержио, именно в Тео я черпал веру, что есть сила, неподвластная беловолосому ублюдку.

Тьма вокруг нас множила ужас и ненависть, мы оба каждую ночь умирали, но наступал новый день, и Тео снова смотрел на меня наивными голубыми глазами.

«Ангел, смотри, какой красивый жук. У него зеленые, блестящие крылья и мохнатые лапки. Сейчас я его посажу на ветку, и он улетит! – Тео улыбался, осторожно рассматривая в своей ладони жука. Затем посадил его на толстую ветку груши. – Когда-нибудь и мы с тобой улетим отсюда, как этот жук. Ты мне веришь?