— Я тоже, принцесса, — чуть отстраняется, чтобы обхватить моё лицо и заглянуть в глаза. Пристально так, словно пытается прочитать что-то во взгляде. — Как хорошо, что ты вернулась!

— С возвращением блудной дочери, — на папино плечо опускается изящная ладонь мачехи. Длинные алые ногти сразу бросаются в глаза, переключают внимание на их обладательницу. — Надеюсь, в этот раз обойдёмся без новых проблем. Катерина же у нас девочка с характером, — наши взгляды встречаются: её — кошачий и мой — вопросительно-негодующий. — Она же не может без приключений... 

— Анна, — тянет отец. Негромко так, но со скрытой угрозой. Будто на кнопку выключения нажимает или машет перед ней воображаемым кулаком. Мол, ты знаешь, что за это будет. 

А она знает. Замечаю по, расширившимся от страха, зрачкам и резкому выдоху. На высоких скулах сквозь слой тонального крема проступает бедность. 

Женщина отдёргивает свою руку, словно, обжигаясь. Скрещивает перед собой, подпирая аккуратную высокую грудь. Награждает меня недовольным взглядом и шипит:

— Добро пожаловать домой, — а сама смотрит куда-то в сторону, сквозь меня. 

Разворачивается и уходит в дом. Гордо. С прямой спиной и походкой от бедра. Истинная королева. Только вот я помню её совершенно другой. Настоящей. Какой она была до замужества. До всех этих пластических операций. 

— Не обращай на неё внимания, — сквозь хоровод мыслей, слышу голос отца. Заставляю себя улыбнуться. 

— Всё в порядке, — сжимаю его запястье, кладу голову на плечо. — Главное, что я здесь. С тобой. 

***

Оставив чемоданы с вещами внизу, начинаю подниматься по дубовой лестнице. Ладонь медленно ползёт по перилам, а глаза бродят вокруг, рассматривая стены и картины, которые не видела долгих три года. Кажется, дом совсем не изменился с тех пор. Только фотографии в рамках другие. Раньше здесь были мы: мама, папа и я. Теперь же, благодаря стараниям мачехи, не осталось ни одного упоминания о нашей прошлой жизни. Словно и не было никогда мамы. Отец не женился на ней, не было счастливых пятнадцати лет брака... 

Чувствую, как глаза начинает щипать от подступивших слёз. Негодование и обида бьют в груди тяжёлыми молоточками, а сердце болезненно сжимается. Как же легко человек забывает! Просто, раз — и всё, нет никаких неугодных воспоминаний. Ничего. Пустой холст, на котором можно заново нарисовать свою жизнь. Такую, о какой мечтаешь. Без лишних теней и пятен. 

Дойдя до нужной двери, поворачиваю ручку и вхожу в свою старую комнату. Словно возвращаюсь в прошлое, которое заперла здесь три года назад. Или два? Всё время теряюсь в счёте времени, когда начинаю рассуждать на эту тему. Можно ли считать год, проведённый в коме, за жизнь? Прожила ли я его? 

Улыбаюсь собственным мыслям и замираю напротив рабочего стола. Папа говорил, что не менял здесь ничего с тех пор. 

— Мы сохранили всё так, как было до аварии, — сказал он, поддерживая меня под руку. 

День выписки из клиники я помню очень смутно. Кажется, тогда мы не возвращались домой. Меня, почти сразу же, отвезли в санаторий, куда-то на Чёрное море. 

— Все твои зарисовки, чертежи. Всё осталось. Даже мольберт не стали убирать. Ваши с Костей фотографии... Я подумал, ты сама должна решить, что с ними делать... 

Протягиваю ладонь и кончиками пальцев касаюсь стекла. Небольшой прямоугольник, на котором запечатлён момент из моего прошлого. Один из тех дней, которые я забыла.

Всматриваюсь в знакомое лицо молодого мужчины. Заглядываю в его добрые карие глаза, рассматриваю мягкую линию губ и улыбку. Пытаюсь пробудить в голове хоть что-то, что могло бы напомнить мне о нём. О наших отношениях. О ребёнке, которого я потеряла...