Природа наградила его крепким здоровьем, что позволяло выдерживать огромные перегрузки, особенно во время зарубежных визитов. В дни заседаний сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке он в день проводил несколько встреч с министрами иностранных дел разных государств. Всегда был собран и готов к дискуссии.
Олег Трояновский:
Когда я был назначен представителем в Совет Безопасности ООН, Громыко мне советовал не ввязываться в перебранки на заседаниях совета: СССР – великая держава, каждое слово должно быть взвешено.
Он хотел иметь дело только с крупными государствами, но он принимал всех, кто к нему просился, никому не отказывал. Он понимал, что у многих министров нет другой возможности поговорить с советским министром.
Во время сессии Генеральной Ассамблеи иорданцы просили о беседе с королем Хусейном. Громыко ехать к нему не хотелось. А король по этикету не может ехать к министру. Я уговорил его только тем, что напомнил, как в Тегеране Сталин все-таки поехал с визитом к иранскому шаху. Громыко согласился.
Назад когда ехали, он говорит:
– Какие роскошные у него апартаменты. Наверное, долларов сто в день.
Я удивился его представлениям о ценах:
– Тысяча долларов в день. И то, наверное, мало.
Чувство долга у Громыко было невероятное. Однажды во время выступления в ООН у него случился обморок. Министр просто перегрелся. В Нью-Йорке стояла жара, а Андрей Андреевич одевался тепло. Мощных кондиционеров тогда еще не существовало. Охранники буквально унесли его из зала заседаний. Министр пришел в себя и, несмотря на возражения помощников, вернулся в зал и завершил выступление. Ему устроили овацию.
Иногда переговоры приходилось вести в трудных условиях.
Андрей Андреевич вспоминал, как в очередной раз прилетел в Париж:
А.А. Громыко в рабочем кабинете. 10 января 1987
[ТАСС]
На мировом рынке повысились цены на нефть, и во Франции началась активная кампания за экономию топлива. Инициатором ее выступил сам президент. Дело дошло до того, что он распорядился даже Елисейский дворец отапливать дровами.
В замке Рамбуйе, где проходили советско-французские переговоры, запылали все камины. Однако то ли потому, что ими давно не пользовались, то ли по неопытности тех, кому это поручалось, камины сильно чадили. Весь замок заполнял едкий дым, что вынуждало постоянно открывать окна и двери в сад, а ведь встреча происходила в декабре.
Кончилось все это тем, что некоторым членам французской делегации, в том числе и министру иностранных дел Сованьяргу, стало просто нехорошо. К вечеру эксперимент с каминами прекратили. Пришлось включить батареи, что обеспечило более подходящие условия для продолжения работы.
В один из январских дней 1977 года министр позвонил своему заместителю Владимиру Семеновичу Семенову. Пожаловался:
– Во время церемонии под юпитерами стоял и думал, что выдержу. Но не выдержал и потерял сознание. Обморок. Товарищи поддержали… Врачи сказали, что надо отдохнуть в Барвихе. У меня переутомление было. Глотал таблетки. Я люблю работу, но со сном не получается. Три года назад решил проявить характер: ни одной таблетки снотворных. И не пил. Но, оказывается, это все-таки надо!
Через десять дней министр опять соединился со своим заместителем. Андрей Андреевич стоял на пороге семидесятилетия. Семенов записал в дневнике:
В мембране телефона усталый и чуть сбитый голос. Сказал, что врачи приказали после партконференции в МИД сдать кровь и уложили в больницу. «Накануне у меня был приступ стенокардии, была боль, я не знал, что надо снимать и как, все терпел и вытерпел… Я думал: главное интеллект, а оказалось – сильнее то, что ниже головы». Он, конечно, болен – и очень. «Переутомление». А в сердце холод и тоска.