— Анют, мы тебя услышали. — примирительно произносит Николай Петрович.

Мужчина поднимает руки, будто признаёт поражение, и шагает к столу.

— Присаживайся. Сейчас будем пробовать твою картошечку, пока я пол слюной не закапал. — продолжает болтать полковник, обходя кухонный стол и выдвинутый стул.

— Услышали. — отчаянно киваю, вновь сжимая кулак. — Услышали, но не поняли. Я поеду. Пусть будет мать. Пусть будет хоть всё семейство Зверевых. Я поеду. На самом деле поеду. Если это поможет ускорить весь этот процесс и на этом настаиваете вы, Николай Петрович, то я обязательно поеду. Очень хочется, если ни определённости, то хотя бы своих честно заработанных денег и телефон. И вся ответственность будет на вас двоих. Так и знайте, если мне опять перепадёт, то виноват будет не тот, кто нанесёт удары, а именно вы.

Мужчины снова переглядываются, а я не сдерживаюсь и закатываю глаза. Должно быть, это что-то из области фантастики — семейных уз и зова крови. Мне кажется, они общаются этими взглядами. Ментально как-то.

— Но картошку вы попробуете, — командным тоном произношу я, кивая в сторону Макса, — А Макс пока посуду помоет.

…поразительно, но двое полицейских меня послушались и уже через десять минут мы на машине Николай Петровича выезжали на трассу, ведущую в город.

— Прости, Ань, мы не подумали об одежде. — кося на мою толстовку, Макс рвано выдыхает, глядя на пятна крови.

Это сейчас такие мелочи. Что мне сейчас до пришедшего в негодность спортивного костюма, если вся моя жизнь пришла в негодность?

— Николай Петрович, — не хочу завязывать разговор с Максимом, переключаюсь на его отца, — Ну, как картошка?

— А не обидишься?

Пожимаю плечами. Я, вообще-то, старалась, но обижаться, скорее всего, не стану. Под конец готовки я её чуть не спалила.

— Я ещё попробую. — уверенно отзываюсь я, вызвав смех своего собеседника.

— Целеустремлённая, значит?

— Скорее уж упорная.

Вновь оказываюсь наедине со своими мыслями. Я знала, что без этого раунда, моя игра не будет окончена никогда, но, признаться, я не уверена, что готова к нему сейчас.

Не верю, что мать так быстро одумалась. Не верю, что она вообще на это способна. Я ужасный человек. Просто отвратительный. Не верить самому близкому и дорогому человеку, который только может быть — дно дна.

Наверное, я задремала или ушла слишком глубоко в себя, потому что из какой-то параллельной реальности меня вывел хлопок дверей.

Приехали.

Макс помогает мне выбраться из машины. Только вот я не вижу в упор торца здания. Мы остановились у каких-то мусорных баков и рядом с тёмной, с облупившейся краской, дверью двухэтажного здания.

Пока иду, считаю окна и прикидываю направление. Очень быстро прихожу к выводу, что это что-то вроде запасного входа в тот же райотдел.

Не ошибаюсь. Меня ведут хоть и незнакомыми коридорами, но в той же стилистике и цветовой гамме, что и виденные мной коридоры с центрального входа.

— Мы будем рядом, Анют. — только сейчас я чувствую самый чистейший ужас.

Наивная и глупая, я отчего-то решила, что они будут со мной. Рядом. Не за стеной или стеклом, а именно рядом.

Распахнувшаяся сбоку дверь не даёт мне поддаться панике и вырваться наружу мольбам об участии хотя бы одного из Лядовых.

Как я вообще могла всё это затеять, думая, что хоть с чем-то в состоянии справиться самостоятельно? Да мне страшно до одури!

— Входи, Поплавская.

Ненавистный мной Прохоров выглядывает из-за полуоткрытой двери.

— Ты справишься. — шепчет Макс, отступая от меня.

Мне остаётся только сделать шаг вперёд. Именно так я и поступаю, напоминания себе, что возврата уже нет. Я сожгла почти все мосты, что могли бы привести меня обратной дорогой, а те, что не сожгла, выжгу сейчас дотла. Я обязана.