– А что случилось-то? – оживилась Витькина мамаша. Глаза ее заблестели.

– Не твое дело! – грубо ответил участковый, идя к машине. – За сыном лучше следи!

Однако на обратной дороге участковый немного остыл и сказал задумчиво:

– Знаю я этого Вовку. Шебутной, конечно, парнишка, но чтобы такое придумать… На мать, говоришь, сослался? Быть такого не может! Мамаша у него женщина серьезная, с характером, конечно, его держит в ежовых рукавицах.

Он немного помолчал и добавил:

– И дядя Паша хоть и заливает часто, но мозги еще не пропил. Так что если звонили ему, то он все точно передал… Странные дела у нас творятся, очень странные…

Аля молчала. Она снова и снова видела перед глазами чудовище и слышала его слова, которые в переводе звучали так:

– Отдай! Отдай его! Это не твое!

Она не поняла, откуда знает смысл этих слов. Он сам возник в ее голове, как будто кто-то их перевел. Как будто она всегда понимала слова древнего языка…

Участковый подвез ее к дому Ипатьевны. Старуха вышла на крыльцо и все поняла по Алиному лицу.

– Вот что я тебе скажу, дочка, – твердо проговорила она, – нужно тебе уезжать, причем немедленно. В этот раз обошлось, послал бог Михал Иваныча, спас он тебя. Но так не всегда будет.

Два дня старуха никуда не выпускала Алю из дома, а на третью ночь тот же Колька Сидоров подвез ее к станции, где знакомая проводница посадила ее в свое купе и довезла до узловой, а там уже Аля купила билет, деньги на который дала Ипатьевна. Она же сунула ей бумажку с номером телефона.

– Это его номер рабочий, спросишь по фамилии. С вокзала не звони, вообще оттуда уходи быстрее, за вещами смотри. В дороге про себя никому ничего не рассказывай, никому не верь, кто помощь предлагать станет. В городе люди хитрые, опасные, обманут… И вот это не забудь! – она протянула Але небольшую берестяную коробочку, обшитую выцветшим мехом рыси.

– Зачем это? – Аля отшатнулась. – От этого одни неприятности, не нужно оно мне!

– А ты теперь сама себе не хозяйка! – сказала Ипатьевна строго. – Бери, раз тебе тот покойник сказал сохранить это – значит, ты и должна хранить! И никому это не показывай и не говори никому, даже ему, Шурке! Все, иди уже!

Ипатьевна обняла Алю и пробормотала в ухо несколько непонятных слов. Крестить не стала.

На узловую приехали ночью. Заспанная кассирша сердито глянула в окошечко, билет продала только дорогой, в купейный вагон, и велела идти в конец платформы.

– Поезд только две минуты стоит, ты в головной вагон не успеешь добежать.

Аля подхватила чемодан, повесила на плечо сумку и пошла.

Еще возле станции фонари горели, а дальше пошли через один, а потом и вовсе погасли. Она встала ближе к ограде, и это было ее ошибкой, потому что на платформу вспрыгнул мужик в расстегнутой куртке с торчащей из-под нее тельняшкой и в брезентовых штанах, которые скрипели, как несмазанные двери.

– Привет! – сказал мужик весело. – Скучаешь, поди? А вот мы сейчас с тобой поговорим за жизнь! А то ты такая симпатичная и одна! Это непорядок!

Аля молчала. С этим мужиком все было ясно, кричать же не имело никакого смысла – кто тут услышит? А если и услышит кассирша, то не прибежит ее спасать, ей это ни к чему. Так что надеяться Аля может только на себя.

– Тебе чего? – спросила она хрипло, прислушиваясь, не шумит ли подъезжающий поезд.

Но кругом было тихо. И темно, только мужик напротив скалил на удивление белые зубы.

– Известно чего! – еще веселее сказал он.

– Барахло мое нужно? Трусов пара да платье старое, ношеное, еще туфли. Тебе не подойдут по размеру…