Из-за забора она заметила разбитое окно. Уже войдя в калитку, она увидела Ипатьевну, которая стояла на коленях на земле, возле самого крыльца.
Плечи ее вздрагивали, на земле перед старухой лежала какая-то бесформенная груда.
Аля подбежала к хозяйке:
– Баба Нюра, что с вами?
Ипатьевна повернула к ней заплаканное лицо и проговорила:
– Со мной ничего, а вот он… он помирает!
– Кто?! – Аля взглянула через плечо старухи и увидела на земле перед ней пса. Буран лежал на земле, неловко подвернув лапу, и часто, неровно дышал. На загривке у него шерсть слиплась, на земле темнела кровавая лужа.
– Главное дело, я его на цепи оставила! – причитала Ипатьевна. – Кабы не это, разве бы он дался? Он с волком в одиночку мог сладить!
Аля опустилась на колени рядом с Бураном, торопливо раскрыла свой чемоданчик, достала бутылку с перекисью, плеснула на рану. Пес дернулся, заскулил.
– Потерпи, Буранчик, потерпи! – проговорила Аля, осторожно раздвигая окровавленную шерсть и прижимая к ране марлевый тампон. – Потерпи… я ведь помочь тебе хочу!
Рана была глубокая, опасная. Аля привычно обрабатывала ее, в то же время расспрашивая хозяйку:
– Кто его так? Что случилось, баба Нюра?
– Да видишь, я уходила за травками, Бурана оставила на цепи. А тут влезли какие-то… уже окно разбили, хотели в дом забраться – но тут Буран подоспел. Они его ножом-то и полоснули… Буранчик, хоть и раненый, не давал им пройти, а тут Колька Сидоров мимо ехал на тарахтелке своей, услыхал шум да пуганул их.
– Да кто ж такие были?
– А кто же их знает… не иначе городские. У нас такой шпаны нету. А эти-то, что из города, они по деревням ходят и ищут, где что плохо лежит… главное дело, что они ко мне-то полезли? У меня ведь и брать-то особенно нечего… Ох, если бы я его не оставила на цепи… помрет ведь Буранчик! Кровью истечет!
– Ничего, баба Нюра, кровь я остановлю и рану зашью, будет Буран как новенький…
– Ему бы травки заварить, есть такая трава, да я не нашла, домой заторопилась, как чувствовала…
За разговором Аля остановила кровь, с трудом втащила тяжелого, безвольно обвисшего пса в дом, положила на скамью.
– Баба Нюра, вскипятите воды!
Старуха мгновенно перестала причитать, собралась и принялась помогать ей.
Аля тщательно промыла рану, зашила ее.
Пес дергался от боли, но не сопротивлялся, только смотрел на фельдшера умными несчастными глазами.
Потом сомлел, глаза помутнели и закрылись…
– Никак помер? – горестно вскрикнула Ипатьевна.
– Нет, пульс есть. Кровь не идет, так что будет жить.
– Ох, ну слава богу! А я тогда схожу за той травкой…
Уже у самой калитки Ипатьевна остановилась, оглянулась и проговорила:
– Спасибо тебе, дочка!
Проводив взглядом старуху, Аля села на табурет рядом с раненым псом и задумалась.
Кто это попытался залезть в дом к Ипатьевне?
Старуха сказала – городские… но от города до их деревни добрых сто километров, и дороги приличной нет. Кто мог не полениться и забраться в такую глушь?
Кто и зачем?
Отчего-то ей вспомнился страшный сон… трехглазое чудовище, лезущее в окно…
Это создание лезло в то самое окно, которое сейчас зияло разбитыми стеклами.
Часа через два Ипатьевна вернулась из леса с пучком какой-то пахучей травы, заварила ее в котелке.
Буран проснулся, видно было, что он хочет пить, – и Ипатьевна налила в его миску травяной отвар.
Пес жадно вылакал его и снова задремал.
– Вечером поменяю повязку… – проговорила Аля озабоченно.
– Когда будешь менять – промой этим же отваром! – Ипатьевна показала на котелок. – Очень хороший отвар, полезный… раны хорошо заживляет!