Надеюсь, что она проявит правила гостеприимства. Не посмеет отказаться от сладкого.

− Можно войти?

− Проходите. – Распахивает дверь шире.

Пропускает внутрь.

Одаривает холодным взглядом, от которого мороз по коже. И торт осторожно из рук принимает. Будто он отравленный.

Отходит в сторону.

Даёт возможность пройти в прихожую.

Делаю шаг вперёд. Втягиваю носом аромат парфюма матери. Такой знакомый. С самого детства.

Самый родной. Тонкий. С терпкими нотками южных растений.

И пытаюсь сдержать рвущиеся наружу эмоции. Закрыться от неё стеной.

− Амир, проводи девушку в гостиную. Я поставлю на стол ещё один чайный набор. – Улыбается сквозь зубы.

Намеренно не использует слово «невеста». Наверное, надеется всё же отговорить.

И за этим чаепитием может многое что случиться.

Но я не отступлюсь. Буду стоять горой за своё счастье.

Я же мужик в конце концов.

И Нину никому не позволю обижать. Даже матери. Иначе мне придётся разорвать связи с семьёй.

Как бы это не было мучительно больно.

− У твоей мамы очень…хороший вкус. – Моя любимая озирается.

Проходит в большую комнату. Оглядывается.

Хлопает ресничками, выглядя при этом непосредственной. Воздушной. Искренней.

И как можно заподозрить её в грязных играх?

− А сколько метраж?

− Метраж…Чего? – Выныриваю из каких-то своих мыслей.

Таращусь на невесту, сводя брови на переносице.

− Ну… квартиры. – Отвечает без особого энтузиазма.

Прикусывает щёку изнутри. Выглядит рассеянной.

− Я просто подумала, что мы бы могли тоже такое жильё купить. После свадьбы.

− Шестьдесят шесть квадратов. – Голос мамули заставляет меня обернуться.

Вздрагиваю. И пульс, кажется, подскакивает.

Разве можно так подкрадываться?

− Но у Амира уже есть жильё. Престижное. В самом центре. – Вскидывает голову.

Ведёт плечом, как бы невзначай окидывая стеллаж с моими медалями и кубками с юниорских и детских чемпионатов.

− Так что нет нужды покупать что-то ещё. – С глухим стуком ставит торт на стол. Так, что стоящая рядом чашка обиженно звякает.

− Но мне бы хотелось иметь то жильё, в котором я буду хозяйкой. – Голос Нины звенит. И я слышу зарождающиеся нотки истерики.

Неужели не выдержит напора?

− Так купите себе квартиру, милочка. – Мама слишком громко фыркает.

Просто неприлично. Издевательски.

И я замечаю, как щёчки Нины розовеют.

− Мама, если моя жена захочет жить в другом месте, то я, разумеется, подыщу нам что-то другое. – Упираю руки в бока.

Пронимаю родительницу таким взглядом, от которого она приседает. И, кажется, даже ниже ростом становится.

− Ну, если ты хочешь после развода всё делить на пополам, то дерзай. – Не остаётся в долгу.

Разворачивается на сто восемьдесят градусов. На всех парах летит к кухне, даже не замечая моего яростного шипения.

Не оборачивается.

− Я не понравилась твоей маме. – Нина огорчённо свешивает голову на грудь.

Подходит ближе. Заглядывает в глаза.

И внутри всё щемить начинает. Как будто предаю её снова и снова. Защитить не могу.

− Не переживай, она свыкнется. – Приобнимаю за плечи.

Неотрывно смотрю в леденящий омут. И сам мурашками покрываюсь.

Не понимаю, почему сейчас так сложно. Как будто после той ночи любви что-то надломилось между нами. Треснуло.

И понять не могу, в чём дело.

Нина кивает. Выворачивается из объятий, выглядя при этом осунувшейся. Грустной.

Рассматривает фотографии на стенах. Умиляется при взгляде на старую фотокарточку с моим изображением.

И губками причмокивает.

− Ты здесь такой милый. Сколько тебе здесь? Наверное, около трёх?

− Два года десять месяцев. – Мама вплывает в гостиную, держа заварочный чайник с блюдцем и чашкой на подносе.