Не заметив намерений бабушки, мама усадила меня на скамью за столом и стала расплетать мне волосы, чтобы расчесать их как следует. Летом мы делали это не очень часто, так как на это не хватало времени, так что сейчас она пыталась распутать мои колтуны. Но, как только она увидела бабушку с покрывалом в руках, гребень с шумом упал на пол.

– Что Вы делаете? – испуганно воскликнула мама.

– А ты как думаешь? Хочу это использовать, – словно не замечая маминого недовольства, заявила бабушка, рукой разглаживая залежавшуюся ткань.

– Но я берегу его для особого случая, – возмутилась мама.

– Ежели подумать, Милата, – спокойно начала Инария, – так оно у тебя лежит, пылится да стареет без дела, – тихо произнесла бабушка, продолжая разглаживать складки.

Мама промолчала. Она подняла гребень и с задумчивым видом обошла вокруг меня, потом подошла к бабушке, потрогала ткань в ее руках, словно прощаясь, и, вернувшись ко мне, продолжила расчесывать мои волосы.

Между тем бабушка, довольная своей маленькой победой, вскочила на табурет у окна и стала прикреплять ткань над окном, впихивая края покрывала в узенькие щели между бревнами.

– Бабушка, расскажи мне еще раз, что я должна сделать завтра, – попросила я. Очень хотелось отвлечься и не кричать от боли, пока мама с трудом разрывала пряди моей косы.

– Амея, ты что, действительно собралась завтра гадать?! – неодобрительно сказала мама и больно потянула за волосы. Надеюсь, не специально.

– Ой-ой! – не выдержала я.

– Прости, – искренне ответила мама. Значит, не специально.

– Милата, отчего ты против? – пришла мне на помощь бабушка, не слезая со стула и продолжая бороться с неподатливой тканью.

– Инария, но это же полная глупость, – возмутилась та.

– Не стоит так говорить… помниться, ты и сама гадала, когда тебе исполнилось семнадцать.

– Да, и очень об этом жалею. Я совершенно ничего не увидела и только потеряла время.

– А я видела, – не унималась бабушка, – видела ослепительно голубую воду. Небольшое озеро такой красивой формы, точно бы два круга соединили, – бабушка отвлекалась на время от своей работы, присела на табурет и закрыла глаза, словно пытаясь припомнить свое видение, – красивые деревья вокруг. Очень чудные, я таких и не видывала никогда. И батюшки мои! Там так ярко светило солнце, слепило сильнее, чем тут, а мне все нипочем было, даже прохладно и ветерок приятный. И уж не припомню, что я такое ела вкусное… да и как тут припомнишь, ежели я такого отродясь не пробовала.

– Инария, Вы сидели возле реки, а в глаза светило солнце, ничего другого, кроме солнца и воды Вы и не могли увидеть, – настаивала мама.

– Так ведь я видела не реку, а озеро, – обиженно промямлила бабушка и снова забралась на стул. – Амея, не слушай ее. Раз хочешь идти гадать, иди и гадай.

– Да, Амея, иди, гадай, но только не расстраивайся, когда ты ничего не увидишь, – съехидничала мама.

Меня, если честно, забавлял их разговор, они никогда по-настоящему не ругались и не злились друг на друга. И мама специально подтрунивала над бабушкой, я это замечала.

– Ну, вот. Гляньте-ка, как окно занавесила, – бабушка, довольная собой, отошла от окна и стала рассматривать результат своих трудов.

– Ну и зачем это? – буркнула мама, раздосадованная тем, что ее покрывало теперь безвозвратно потеряно.

– Так-то оно краше стало, – улыбнулась бабушка, – да и зимой, глядишь, не так поддувать будет… а то ведь спасу нет от холодины этакой! Мы его вот тут подоткнем, – бабушка вновь подбежала к окну и продемонстрировала подходящие щели, – чай, теплее будет.