Машу рукой, указываю на восток, туда, где находятся обороняющиеся погранцы. В голове это движение откликается резкой вспышкой боли. Меня слегка скручивает, к горлу подкатывает тошнотворный комок. В руку неожиданно вкладывают холодную фляжку. Несколько жадных глотков облегчают состояние, и я поднимаю взгляд на Аверьянова. Старлей задумчиво чешет лоб.

– Нас не так уж и много, а артиллеристов в том лесочке поляки прикрывают… Как же мы взводом будем их атаковать? – Здравое размышление, но без учета некоторых деталей.

– О нашем существовании противник не знает. – То, что я сказал «противник», вызвало одобрение у собеседников. Прежде я хоть и убивал врагов, но, наверное, делал это ради собственного выживания, а сейчас выражаю свое отношение к фашистской агрессии. – Насколько я знаю, пограничники – это высокопрофессиональные бойцы. Тем более советские пограничники относятся к войскам НКВД, а это очень серьезно. – Васильков и Бобров дружно приосанились, лица их засияли от гордости за родной НКВД. Алексей лишь скромно ухмыльнулся, одобряя мой «комплимент». – Вас целый взвод, и вы отлично вооружены. И вы не одни! Там, в расположении пограничного отряда, находится много таких же опасных солдат, как вы. И у них есть танки! Товарищ старший лейтенант, как вы думаете, командир отряда обратит внимание на такой неожиданный удар в тыл противника?

– Думаю, если мы подадим сигнал, то на нас не только обратят внимание, но и помогут, – с некоторым сомнением произнес старлей.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите мне лично сходить на разведку и оценить дислокацию и количество сил противника?

Алексей задумался, потом согласился, но с условием, что он и еще двое погранцов идут со мной.

Через пять минут мы лежали в зарослях кустарника и в бинокли разглядывали лес за дорогой. Немцы и поляки, словно ужаленные в седалище, даже не пытались быть незаметными и безумно бегали, выполняя известные лишь им задачи. На поляну вниз по дороге, ближе к границе, откатили гаубицы и стали их разворачивать.

Три орудия, запомнили и зарисовали в блокноте.

Там же нарисовал схематическую карту местности с пометками важных объектов. Кроме пушек отметил место временного складирования боеприпасов для орудий и небольшой лагерь на самом краю поляны с развернутой радиостанцией.

Рация – это очень хорошо и плохо! Ее надо будет брать обязательно.

А вот грузовиков, приволокших 105-миллиметровки, видно не было – наверное, ушли уже. Обратил внимание на то, что от границы в сторону отряда пару раз проезжали грузовики «опель», почти у самой опушки леса они сворачивали и скрывались в лесу. Пометив на бумаге все, что было возможно, на этом участке, мы сместились на восток и изучили место съезда грузовиков. Отсюда удалось разглядеть маскирующихся артиллеристов и их ПТО. С нашей позиции удалось рассмотреть по меньшей мере два ПаКа и расчеты. Артиллеристы – немцы, а пехотное прикрытие – поляки.

– Смотри, вон грузовики маскируют, – толкает меня в плечо Леха, когда я зарисовываю новые данные.

– Где? – Бинокль в руки – и следим за направлением. О! Я уже люблю этих педантичных нацистов. Пять грузовиков немцы размеренно маскировали в кустах в полусотне метров от дороги. Отмечаем и их на бумаге. – Думаю, это все… Уходим. – Уйдя метров на сто от места лежки, я останавливаю Леху. Двое пограничников тоже замерли.

– В чем дело? – Старлей удивлен и заметно напряжен.

– Все в порядке, просто я поразмыслил над раскладом и кое-что придумал. – Голова моя гудела, и я присел. – Если ты не против, я расскажу, что задумал. – Аверьянов, заинтересовавшись, присел рядом. Бойцы взглядом спросили у командира, что делать, и Леха отправил их к нашему лагерю. – Смотри, нам нужно прорваться в отряд, но пройти мимо такой цели, как эти батареи, мы не можем и не имеем права. Пройдем – и в отряде эти пушки натворят такое, что мы все пожалеем…