Как же всё это достало! Дождливое позднее утро, непролазная грязь вокруг и эти бесконечные обстрелы. Русские постепенно прогрызают оборону и вот-вот один из внешних фортов падет. Какой? А ему, Гашеку, откуда знать? Русские три сразу разгрызают. Какой-нибудь да падёт.
Уфф! Наконец-то! Он с облегчением нырнул в пусть и плохо, но всё же натопленный блиндаж, ухватил протянутую камрадом кружку с кипятком и начал неторопливо прихлёбывать, одновременно согревая руки. Благодать!
Хотя, если здраво рассудить, лично для него падение крепости только к лучшему. Вот зимовать без топлива и со скудным запасом провианта – это будет существенно хуже!
Хотя… С этими ежедневными походами на передовую, у него мало шансов дожить и до зимы, и до сдачи крепости. Наиболее вероятный исход – что его раньше достанет очередной тяжёлый гостинец с недосягаемого русского бомбардировщика, снаряд или мина. Или доканает простуда.
Тут в блиндаж вбежал незнакомый вестовой из штаба и заорал: «Всё! Дождались! Турция вступила в войну! Живем, камрады!»
Кто-то из офицеров помладше тут же с надеждой поддержал: «Теперь-то русским прядётся отвести часть войск на Кавказ! Надо ещё немного продержаться! И их снова погонят на восток!»
А другой офицер, постарше, с легкой грустью ответил, что у русских ещё большой резерв призывников, и что Кавказский фронт они смогут удержать и без ослабления австрийского фронта.
– Разве что до весны сумеем продержаться, тогда будет шанс… – тихо проговорил он, но фразу не окончил.
И Гашек понял, что офицер совершенно не верит, что крепость продержится до весны. И как в воду смотрел – крепость капитулировала через три дня, с началом заморозков.
Из мемуаров Воронцова-Американца
«…Взятие Перемышля меня порадовало. Именно тем, что состоялось осенью 1914 года, хотя я достаточно уверенно помнил, что в нашей версии истории это произошло только следующей весной. То есть нам и союзникам по Антанте не просто удалось перевести войну в позиционную, но и слегка улучшить – Перемышль взяли раньше, сербы всё еще стойко держатся, Албанию контролирует „относительно дружественный“ Френкель да и армию Самсонова не разбили, а лишь оттеснили. Одни плюсы!
Да и Столыпин в роли премьера воюющей страны был явно лучше любого иного кандидата. Тем более, что мы с ним пару лет планировали, что и как можно сделать, и сейчас он только выстреливал своими домашними заготовками, ускоряя модернизацию и мобилизацию промышленности России.
На этом фоне печалили всего две вещи. Оказалось, что у Сандро с генералом Радко-Дмитриевым произошёл досадный конфликт. Тот всё никак не хотел оставить работу по крепости авиации и артиллерии. И почти неделю водил солдат на штурм.
Разумеется, Александр Михайлович от этого взъярился. Не от потерь даже, а от того, что они не имели смысла! А его оппонент, к сожалению, видел в требованиях Великого Князя и Шефа авиации лишь „погоню за славой“. В итоге, конечно, сверху пришло указание „дать шанс авиации“, но каждый из них долго оставался при своём мнении.
А вторым поводом для расстройства было то, что кто-то продолжал усиленно качать нашу зерновую биржу, и мы не могли ни прекратить этого, ни даже найти его…»
– Господа, позвольте представить, Константин Михайлович Коровко.
– И чем же нам может быть интересен недавний арестант и известный мошенник? – с недоброй ленцой спросил один из присутствующих.
– Во-первых, тем, что сумел добиться пересмотра дела, и опроверг навет, возведенный на меня людьми господина Воронцова! – перехватил гость клуба инициативу в разговоре. – Так что насчёт «мошенника» вы погорячились. Я не херувим, у меня нет крылышек! Но доказать, что я нарушал Уголовный Кодекс – не удалось. Во-вторых, тем, что я сделал это из заключения, почти не имея средств и людей. И этим продемонстрировал не только ловкость, но и свои организационные способности. Которые вам, господа, после отбытия мистера Честнея из страны, могут пригодиться!