– Ну что ж, господа, я собрал вас, чтобы… – бодро начал Александр Иванович Кротов, руководитель прогрессистов всей Восточной Сибири, но его с кривой усмешкой перебил шустрый толстячок-заместитель:

– Сообщить нам пренеприятнейшее известие? Так мы в курсе! Чтобы не заметить, что церемонию вёл сам наследник престола, надо быть слепым и глухим! А мы тут против этого вынуждены козни строить.

Стало видно, что Пётр Георгиевич прилично набрался на банкете. И не от радости, а от нервов.

– Нет, дорогой вы мой! Известие, напротив, сугубо приятное. Выяснилось, почему наш «милый американский друг» – эти три слова глава тройки «заговорщиков» произнёс с отчётливой иронией. – Сэмюэл Честней покинул наше богоспасаемое Отечество. Помните, полгода назад я ездил в Бельгию на Международный Конгресс прогрессистских партий.

– Чего ж не помнить? Семецкий договорился, Воронцов отплатил, а вас человек сорок и скаталось! – нетрезво продолжал нарываться заместитель.

– Верно, но мы не просто так прокатились. Там ведь и китайцы были, и турки, но главное – американцы. Правда, их партия немного поувяла после того, как Рузвельт выборы слил, но всё равно, люди от них приехали влиятельные. А после того, как я выступил с идеей перенять опыт наших Прогрессоров и Пионеров Прогресса, многие со мной подружиться захотели.

– И?

– С некоторыми я продолжаю переписываться. Так вот, меня совершенно уверили, что Рокфеллер с нашим Воронцовым на время войны замирение подписал.

– А зачем тогда мы продолжаем ему на главную стройку Воронцова компромат собирать? А то и организовывать? – дрожащим голоском уточнил секретарь.

– Вот и я спрашиваю – зачем? Нам ведь никто не приказывал продолжать. Мы, получается, сами… Так может, перестанем?

– А если нас за это накажут? – внезапно трезво спросил Пётр. – Сам помнишь, Честней говорил, что у него на каждого крючок имеется.

Тут Кротов хитро улыбнулся.

– Так мы ж не сами прекратим. Не своей волей. На будущей неделе мне в столицу ехать надо. Семецкий-то на войну отпросился, надо нового главу нашей партии выбирать. Досрочно. На съезде и Воронцов будет. Найду время, суну записку ему или Артузову, его главному безопаснику. А дальше они уж сами подойдут. Я и покаюсь за всех нас. И попрошу, чтобы он Рокфеллеру вопрос задал. Дескать, как же так, господин хороший? Договорились о мире, а тут ваши агенты гадят. Вот и получится, мы прекратим, но мы ни в чём не виноваты.

– Хитро ты придумал! – уважительно ответил толстяк, с ударением на букве «о». – Получится, мы из-под удара выскользнем, и давить на нас вражинам заокеанским больше незачем будет. А Воронцов, он простит. Он стольких открытых врагов простил, что и нам даст возможность искупить… Молодца, уважаю!

Он встал и двинулся к своему начальнику с намерением обнять, но остановился, услышав сзади истеричный крик секретаря:

– Нет! Не смейте! Я вас сейчас! Никто не должен узнать…

Бах! Ба-бах!

Выстрелы гремели, пока не опустел барабан. Когда всё затихло, дверь выломали и обнаружили три окровавленных тела. Последний патрон секретарь приберёг для себя.