Но это было днем. А ночью, когда офицеры покидали расположение роты, сержантский состав принимался за «воспитательную» работу, не входящую, по понятным причинам, ни в общевойсковой устав, ни в устав караульной службы.

– Рота! К сушке «крокодилов» приступить! – сразу после команды «Рота! Отбой!» прокричал старослужащий по фамилии Шлыков и по кличке Шлык. По этой команде все молодые солдаты должны были резво встать и, повернувшись лицом к постели, ухватиться руками за металлическую дужку кровати, расположенную у изголовья, а ноги поставить на дужку, находящуюся в другом конце койки. Несмотря на мой рост в метр восемьдесят два, я был одним из самых низкорослых в батальоне, а значит, длины моего тела не хватало на то, чтобы продержаться в таком положении хотя бы пять минуть.

По истечении нескольких минут мое тело, руки и ноги начинали лихорадочно колотиться, и еще через 40—60 секунд я, обессиленный, падал на кровать.

По правилам «игры», падающий получал от старослужащего плоской деревянной доской по заднице, что служило для него очередной командой «зависнуть». Мои «падения» продолжались до тех пор, пока общее время «игры» не подходило к концу. Абсолютно не чувствуя рук, плеч, спины и задницы, я моментально проваливался в сон.

Через пару дней, в солдатской бане, меня подозвал к себе высокий грозный старшина…

– Рядовой, Скорин, кру-гом!

Я выполнил его команду, и моя голая задница оказалась предметом его пристального «изучения».

– Солдат, почему у тебя все, что ниже спины, синего цвета? – грозно спросил старшина.

– Падаю с кровати, товарищ старшина! – уверенным голосом произнес я.

– На что падаешь? На станковый пулемет? – удивленно спросил он.

– Никак нет, товарищ старшина! На пол! – ответил я.

В армии было негласное правило – пацанов не сдавать. И этого правила придерживались все, независимо от срока службы. С одной стороны, это казалось бесчеловечным, но с другой – закон был пацанским, а, значит, – святым для всего мужского коллектива. Кроме того, все прекрасно понимали цель такого «воспитания».

– Шлыков! – громким голосом прокричал старшина в сторону моющей свои «бубенцы» группы бойцов.

– Шлыков – в парной, товарищ старшина! – прокричал кто-то в ответ.

Старшина положил мне руку на шею и повел в сторону парной. Открыв дверь, мы зашли в наполненное горячим паром помещение, и я обратил внимание, что в нем находились только старослужащие.

– Шлыков, Скорин твой солдат?

– Он сиську мамкину потерял, старшина? – улыбаясь, ответил сержант, вызвав смех всех присутствующих при разговоре.

– Начиная с сегодняшнего дня, ты пристегиваешь этого бойца к кровати ремнями. До тех пор, пока он не научится спать на ней. И если он или кто-нибудь из молодых еще раз упадет, я буду считать, что приказ не выполнен. Надеюсь, повторять не нужно? – конкретно спросил старшина у Шлыкова.

– Старшина! А если он вместе с кроватью перевернется, я тоже буду отвечать за это?

Все старослужащие, сидящие в парной, во весь голос расхохотались.

– Если он перевернется с кроватью, Шлыков, значит, рядом не было заботливого командира, следящего за крепким и сладким сном молодого защитника Родины, – улыбаясь в ответ, сказал старшина.

Понятно, что никто меня не пристегивал ни в эту ночь, ни в последующие. Просто когда старшина принимал решение снова сходить с нами в баню, меня отправляли в наряд по столовой.

Через шесть месяцев учебки я вместе с остальными парнями из моего отделения был переведен в первую роту специального караула, которая уже располагалась в казармах Арсенала на территории Московского Кремля. Именно эта рота занималась несением специальной караульной службы, включая охрану поста №1 – Могилы Неизвестного Солдата.