Он наверняка сразу заметил Кэйлани, но вида не подал. Вошел, махнул рукой трактирщику, подмигнул молоденькой подавальщице, которая зарумянилась и улыбнулась в ответ, поздоровался с компанией забулдыг за ближним к нему столом, перекинулся парой слов с их соседями. Только потом неторопливо направился в сторону Алмазной гончей и ее спутника, позволяя как следует себя рассмотреть.

Хайяну рассказывали, что Шершень – парень непростой, и про его экстравагантную внешность тоже, но одно дело слышать, другое – увидеть воочию. Наемник производил впечатление. Среднего роста, поджарый, широкоплечий, он двигался с непринужденной грацией хищника. Одет он был в грубые штаны, высокие ботинки и вышитую безрукавку на голое тело, открывавшую покрытые татуировкой плечи и литые мускулы. На широком поясе – два пистолета и, будто их недостаточно для устрашения, ножны длинной едва не до колена. Как только с его тощей задницы штаны не падают! Темно-рыжие, цвета мокрой ржавчины волосы полосами выбриты на висках, а на затылке собраны в длинный хвост. Щеку наискось пересекает шрам.

Яркий парень, что и говорить. И смазливый, девкам такие нравятся. Почему-то Шершень с порога не внушил хайяну симпатии, но за то, что тот наконец прибыл, он готов был все простить.

– Привет, – фамильярно проговорил наемник, наглым образом развалившись на лавке напротив Кэйлани. – Долго пришлось ждать? Я что-то время не подрассчитал чутка.

Ни извинения, ни неловкости в голосе. И нахальный взгляд, с нескрываемым любопытством изучающий Алмазную гончую. Та взмахнула длинными ресницами, посмотрела на наемника в своей манере, но тот ни капли не смутился, напротив, в зеленоватых звериных глазах словно искры зажглись. Почуял соперника, догадался хайян со злорадством. Теперь будут обнюхиваться как псы да скалить зубы, пока не выяснят, кто главней. Даже интересно стало, кто кого.

– Ты Шершень? – холодно спросила Кэйлани.

– Он самый, – ухмыльнулся наемник, блеснув белыми зубами. – Только вот мне не сказали, как твое...

– Бумаги, – перебила она, протягивая маленькую ладонь с тонкими пальцами.

Не переставая скалиться, он извлек из нагрудного кармана конверт и передал Кэйлани. Она достала письмо, прочла, вернула владельцу и кивнула своему спутнику, с плохо скрываемым любопытством наблюдавшему за этой сценой.

– Можешь быть свободен. Дальше меня будет сопровождать этот господин.

– Что мне следует доложить Его Преосвященству? – спросил хайян. Господин, ну надо же! Господин оборванец.

– Что сочтешь необходимым.

И все. Ни прощания, ни пожелания легкой дороги. Вежливость этой стерве совершенно чужда, как и все человеческое. Хайян откланялся и пошел на выход, с каждым шагом чувствуя себя все лучше. Будто сбросил с шеи ценный, но опасный и тяжелый груз. Едва за спиной захлопнулась дверь, он выдохнул с облегчением.

– Вот же зловредная баба, – прошептал одними губами. – Ведьма, будь ей неладно.

Тем временем ведьма, она же змеища, изучала нового провожатого, сохраняя бесстрастное выражение лица и выдерживая паузу. Пусть первым заговорит (а он заговорит, не из тех, кто может подолгу выносить тишину и неподвижность), выдаст свое любопытство. Любопытство – слабость. И неспособность сохранять невозмутимость – тоже. А человек по прозвищу Шершень при всей показной вальяжности этого не умел. Кэйлани чудилось, будто она слышит, как гудят его нервы. Стоит чуть задеть – взорвется.

«Нрав у него омерзительный, манеры – хуже, чем у распоследнего голодранца с большака, ни бога, ни демонов не боится, да и к земной власти почтения ни на грош, – прозвучал в памяти голос наставника. – Но дело свое знает, а главное – родом из тех мест, проведет хоть с закрытыми глазами. И сумеет разговорить тех, кого у тебя не получится напугать».