– А что же ему надо? Народу? – расстроился Скрябин.

– Устаёт народ нынче! Уж больно жисть тяжела! Беречь его надо!

– Беречь? – удивился Скрябин. – От Жизни? Это же самая главная сказка на свете!

– Вот ещё! Кто щас в сказки-то верит? Я чё, дебил? Или Штраус какой-нить? – возмутился Гришка. – Я Реальный Волшебник! Не веришь?

– Почему не верю? Я ведь тоже Волшебник! – разгорячился подвыпивший Скрябин. – Только пространства и звука. Наша жизнь – сплошная фантасмагория. Она непредсказуема. Здравым рассудком её бывает трудно принять. Но приходится. Всё, что сейчас происходит в мире, не приснилось нам. А как, по-твоему, зовут самого Великого Сказочника на свете?

– Опять жисть, что ли? – усмехнулся Гришка.

– Правильно догадался. Конечно, Жизнь. А ещё есть Смерть – тоже Большой Сказочник, который в своё время расскажет нам суровую сказку и подытожит нашу судьбу…

– Фуфло всё это! – сплюнул Гришка. – Что ты могёшь о смерти-то знать, Чайковский?.. Послушай лучче.

Вскинув гитару наперевес, Гришка начал выстреливать песни, завывая хриплым голосом. Короткие мотивы автоматными очередями безжалостно лупили в Чайковского:

– Эту из Афгана привёз. Дружбан у меня там был, земля ему пухом. Всё стихи сочинял, а я – музыку. Вот ещё… куплеты в гишпанском штиле, как мой дед выражался. «Похмелье» называются:

Стихи Чайковскому показались забавными, но от музыки и самогона его мутило. Из углов квартиры выглянули чьи-то глумливые рожи. Чайковский потряс головой – рожи исчезли. Но тут он побелел от ужаса. Над ним во весь рост возвышался Гришка в кафтане стражника с распутинской бородой и с секирой в ручищах. Гришка криво ухмыльнулся, занёс секиру и…

…Композитор пришёл в чувство. Родные стены успокаивали. Утренние лучи упали на нотный лист. Нотные знаки зашевелились. Вдруг они превратились в ласточек, подхватили Композитора и стали кружить с ним по комнате. Ворвались ликующие, радостные звуки. Новая Музыка величественно входила в мир.

– Как я ждал этой минуты! – воскликнул Композитор. – Улететь… улететь отсюда прочь! Туда, где нет Гришкиного дома! Где нет ничего, кроме Музыки. Унесите меня за Океан, к сияющему Берегу, к Чайковскому, к Скрябину…

Резкий звонок прервал полёт. Поникший Композитор поплёлся к дверям.

– Здорово, Чайковский! Выходной у меня – принимай друга! Слабоват ты вчера оказался, паря… А я опохмелку принёс, стаканы тащи!