На суде Юрик Долгорукий всю армию скверную разгромил, места живого не оставил. Никаких поддельных справок про побои не приняли от Злодея Соловьёвича. Никакие его свидетели подставные не затуманили правду-матушку. Освободил Главный Судья Гришу Чёрного, удачи пожелал, а Кощею Соловьёвичу строго-настрого наказал никогда боле на глаза не показываться.

Всё бы хорошо, но одна беда отвалила, так другая приклеилась. Как домой-то попасть? Ключа лишился Гриша, не может появиться, пока Феи дома нет. А та ему время, вишь, назначила: «от сих до сих» появляться – и баста! А там, где хошь, шландайся. Всё на книжку про «Жилищный Кодекс» ссылается, по правилам, дескать, добрые люди жить должны. А фатеру так и вовсе разменивать отказывается. Соловей Соловьёвич, мол, здесь с нею проживает. Закручинился Гришка, голову повесил.

А тут аккурат товарищ ему армейский попадает. Богатырь! Добрыня Никитич – ни дать ни взять! Вспомнили Добрыня с Гришкой, как с врагами Отечества рубались, сколько друзей на чужбинушке, во сырой земелюшке оставили. Поведал ему Гриша про свою нонешнюю жисть. Пожалел его Добрынюшка и говорит:

– Не тужи, Гриша, я тебе помогу. Все ребята наши армейские у меня в Безопасности ноне злодеев на чистую воду выводят. Да и сам я не последний человек в Державе – Генерал Безопасности!

Вызвал Добрыня Дружину свою в Гришкину фатеру. Вынесли хлопцы из неё дверь вместе с косяком. И тут, на свою беду, Злодей Соловьёвич прётся с отродьем поганым. Положили Богатыри Нечисть Кощейскую мордами вниз, тюкнули для профилактики по «черепушке» и посоветовали лежать тихо, пока Генерал Безопасности с ними гутарит. Чует Генерал: что-то сыростью пахнуло. Глядь, ан озеро уже заплескалось с рыбками. Так испугались злодеи Добрыню, что цельный пруд вмиг образовался. Во Волшебство-то где!

– Судить тебя будем, Кощей Соловьёвич, вместе со всей твоей нечистью за коррупцию! – пригрозил генерал. Ну и, конечно, в дальнейшем сдержал слово.

Гришка возвёл посреди фатеры гипсокартоновую перегородку, пригласил весёлых цыган и устроил День Победы над Врагом. Фее своей бывшей сказал, что цыганам, мол, тоже где-то ночевать надо. Пускай, дескать, на моей половине поживут. Та взмолилась:

– Не погуби, родной! Вернись – всё прощу! Не хочу с цыганами жить!

Возвращаться Гришка не захотел. Заплакала бывшая Фея горючими слезами:

– Коли жить с честной женщиной не хочешь, давай фатеру продавать!

Продал Гришка фатеру, купил себе поменьше, рядом с «Копейкой», сделал ремонт и с тех пор там и живёт. Это была его последняя маклерская сделка. Никто больше не слыхал про Чёрного Гришку, а Лёху-охранника, кого ни спроси, все знают.

Жильцы Гришку занимали постольку-поскольку, не до них было. Но сосед по площадке будоражил глаз и ухо, хоть и работал простым Композитором. Жидкая всклокоченная бородка, небольшой рост, смешливый серый взгляд, сам худой, ручки тоненькие… Но брякал на своём «ящике – пианине» безбожно громко. Временами казалось, что сосед лупасит по клавишам кулаком или локтем. Громовые раскаты ударов переходили в нервные пассажи. Ещё Композитор пел. Гришка побаивался таких минут. Ему казалось, что вот-вот выскочит какая-нибудь нечисть. Такое и взаправду бывало. Стоит лишь выйти за Грань, превысить эликсирную дозу…

Вместе с пением Композитора пробуждались тайные силы. Чувствовал Гришка: ненормальный сосед у него – Колдун, как и он сам. Потому – уважал и хотел подружиться.

Как-то раз, воскресным вечером, взял он гитарёшку свою, приоткрыл входную дверь и запел зазывальную песенку: