Друг о друге грустя вдалеке.
Разделяла судьба нас с тобою не раз.
Не коснуться любимой руки.
Удивительный случай с тобою на спас,
Когда вновь нас собрал у реки.
Пережив испытания, познав глубину
Расставаний и горечь потерь,
Мы с тобой осознали любовь и весну,
В наше счастье открыли мы дверь!
Старинный бабушкин сундук
Старинный бабушкин сундук
Нашёл на чердаке.
Я был её любимый внук.
Жил долго вдалеке.
Всё думал: «Вскоре я вернусь
И крепко обниму».
Я на себя теперь сержусь.
Непросто одному.
Она ждала, убрав слезу
Углом платка из глаз.
А я в тропическом лесу,
Сказать нельзя, что «пас».
Живой вернулся и теперь
В пустынный дом вошёл.
Со скрипом ключ открыл мне дверь —
Под ковриком нашёл.
И вот в тени ветшавших штор,
В углу у образов,
Зажёг лампадку и прочёл
Записку в пару слов:
«Открой сундук, коль ты не вор
И прочитать готов
Молитвы слово, сбросив сор
Всех прожитых годов.
Открой сундук, возьми то всё,
Что в жизни нажила».
Коснувшись крышки сундука —
Не заперта была, —
Застыла, дрогнула рука.
И пальцы вдруг свела.
Я, осенив себя крестом,
Ушёл, не вскрыв сундук притом.
Чуть позже, если буду жив,
Вернусь, молитву завершив.
Жизнь прошла
Вся жизнь прошла, а я не испытал
Ни женской ласки, ни тепла ладоней…
Любовь искал… Напрасно! Лишь устал!
Скажи мне, Господи, когда меня схоронят?
Придёт ли кто когда-то на могилу?
Гляжу в окно. В стекле мой взгляд унылый.
Страданий нет. Раскаянья – тем паче.
Но, может, кто-то вспомнит и заплачет?
Немало доброго я в жизни совершая,
Не ждал награды, что приду к воротам «рая»…
А жалости к себе нет ни на йоту.
Возможно, я родился идиотом…
Без чёрствости в душе, без чувства страха
Вот приготовил белую рубаху,
Чтоб было в чём предстать перед Всевышним,
И крестик – он совсем не будет лишним.
Я не прощаюсь с этим миром – он со мною
Уйдёт с моей седою головою…
А гробовщик закроет крышку гроба,
Не испытав той боли до озноба,
Что вот ушёл ещё один скиталец…
И, гвоздь забив, себе поранит палец.
Осколки сгоревшей звезды
Я осколки упавшей звезды
подобрал у дороги.
Ярко вспыхнув, она
ослепила на время глаза,
поселив отголоски
печальной любви и тревоги
в моём сердце больном,
а из глаза скатилась слеза.
Небеса, потеряв
свою дочь, потемнели от гнева,
и ручьи потекли
от бушующей в небе грозы.
Я безмерно устал,
ожидая чего-то другого от неба.
Что имел – променял,
резко выбросив в речку часы.
Точный времени счёт,
ход минутам, наверно, нарушил
и, не зная, куда
мне идти налегке, босиком,
я тихонько назвал
это имя, что пела настойчиво в уши
злая мокрая осень
под сильным холодным дождём.
Быстрый бег не помог
пролетевшим годам и метелям,
что меня закрывали
по грудь, а порой с головой.
Только всё же пока
я любовь на удачу лелею
и свой крестик крестильный
держу в кулаке пред собой.
Мне поможет судьба.
Так написано где-то в скрижалях.
Я свой путь проложу
в заливные весною луга,
где счастливый пацан,
несмотря на занозы, что жалят,
искупавшись в ручье,
выходил на реки берега.
И средь моря цветов
полевых, что понравились очень,
собирал свой букет,
по траве пробегая босой,
юной девушке нёс,
не поняв, почему между прочим
улыбалась она…
Тот букет был с волшебной росой.
Из «Донецкой тетради»
Беда
Не описать то горе, что легло
На два народа жгучими слезами.
Безжалостное… души обожгло
Огнём, что разгорелся между нами.
Не потушить его слезами матерей,
Детей осиротевших, коих море,
Простым призывом: пожалей и не убей…
Нам не закрыть беду и горе вскоре.
Когда закончится – нужны будут года,
Чтоб позабыть, и то не навсегда…
Печально – не договорились…
Свершилось, дождались, свершилось —
Огнём, не росчерком пера,
Убрать, что долго так копилось,