Мария также переводила внимание сына на бытовые подробности домашней жизни, на те перемены, которые произошли за прошедшее время в их городе и районе, что нового появилось в кино, какие вышли книги. Она упорно умалчивала о том, как сжималось болью ее сердце, когда она видела молодежь, гуляющую по тенистым паркам, смеющуюся и целующуюся в кафе, сдающую экзамены в вузы, понимая, что ее сын теряет безвозвратно свои лучшие годы.
Когда наступила первая отпущенная ночь, они вышли в крохотный, огороженный со всех сторон дворик, молча курили и смотрели на звезды сквозь крупную металлическую сетку, даже не помышляя о том, чтобы терять драгоценные часы душевного общения на сон. И только тогда, когда Мария почувствовала, что напряжение наконец отпустило сына, что он переключился в другой, более высокий регистр чувств, она начала задуманную тему, которая могла абсолютно изменить их жизнь.
– Ты по-прежнему любишь книги? – спросила она, чтобы перейти к намеченному давно разговору. На его утвердительный кивок она загадочно улыбнулась и многообещающе, как всегда в ответ на его детские вопросы о подарках перед Новым годом или днем рождения, произнесла: – Я привезла тебе нечто волшебное! Никогда прежде, ни в каких сказках я не встречала такой магии, раскрывающей всю душу человека…
Они вернулись в комнатенку, снова зажгли свечи, и она с трепетом вынула из другой сумки два темно-синих тома с серебряным павлином на обложке. Мария не стала рассказывать сыну, какое душевное потрясение она переживала, читая эти книги второй, третий раз, открывая для себя все новые глубины, чтобы не повлиять на его собственное восприятие. Сын еще до разлуки знал, что она ведет духовную группу, где изучается учение Рерихов, видел их труды на ее столе, но особого интереса не проявлял. И мать никогда не настаивала. Всему свой срок. Он часто упоминал в письмах, какой популярностью пользуется там, за колючей проволокой, Библия, как многие начинают молиться и верить в абстрактного бога, надеясь на «высшее» снисхождение и сокращение срока. И она открыто не одобряла подобного утилитарного, эгоистического подхода к вере. И вот сейчас, как она надеялась, как чувствовала сердцем, пройдя очищение страданием, ее сын готов воспринять иной уровень понимания жизни, Бога, своей судьбы…
Мария с волнением рассказала сыну, что нашла через длинную цепочку связей с разными людьми дорогу в Комиссию по правам человека при ООН, куда она намерена обратиться с заявлением о пересмотре дела ее сына. В эту затею никто не верил – ни муж, ни родные, ни друзья, считая ее заведомо провальной и пустой тратой времени. Но молодая женщина, даже исчерпав все другие способы, многие месяцы обивая пороги всяческих инстанций днем и стоя на коленях в молитве по ночам, не собиралась сдаваться, невзирая ни на какие отрицательные результаты.
И вот теперь, когда забрезжил рассвет надежды выйти на самый высокий уровень земного правосудия, где только и возможно добиться справедливости, ей понадобилась реальная помощь. Помощь ее сына. Как-то вдруг стало абсолютно ясно, что без перемен в сознании сына, без изменений в его отношении к жизни, ко всему содеянному им, без искреннего и полного раскаяния этот «проект» тоже может оказаться провальным. Вот именно сейчас, когда они только вдвоем, один на один, глаза в глаза, сердце к сердцу, Мария прежде всего и пыталась донести до родного человека истину, которую уже осознала сама: без внутреннего преображения вовне ничего не произойдет и не изменится. Привезенные ею волшебные книги К. Антаровой «Две Жизни», как никакие другие, и могли стать катализатором этих перемен для страдающей в заточении иллюзий души…