Мама рассказывала и о возвращении отца – в то время холостого молодого парня. Они поженились после войны. Оказывается, было получено сообщение, что он погиб на фронте. И вдруг он появился. Как это, сказали же, погиб? Люди не знали, что делать: верить живому человеку или бумажке?

…Не обнаружив раненого солдата в палате, начали его искать. Но не нашли. Позже выяснилось, что он покинул госпиталь через окно палаты. За ним никто не пошел, и не стали искать его в лесу. Думали, что перед операцией молодой человек вышел погулять, набраться сил. Потом он вернется и ляжет на операционный стол. На завтрак он не явился. И во время обеда его не было видно. Интересно, где он пропадает? Думали, к вечеру точно придет. Но увы. Вечером он тоже не появился. У него нет еды. Куда мог уйти раненый голодный солдат? Так ждали его целых три дня. Позже пришли к выводу, что пациент без разрешения медперсонала покинул госпиталь, через некоторое время заблудился в лесу и там же погиб. Через несколько дней было отправлено письмо в военкомат Агдамского района, где было коротко написано, что он погиб в боях. А в это время раненого солдата лечили в каком-то украинском селе.

Так вот, получили официальное сообщение о его гибели. Его считали погибшим, даже начали забывать о нем. И вдруг – надо же! – он явился самолично. Безусловно, в его руках была соответствующая документация. Но такая же бумажка пришла сюда пару месяцев назад, и там черным по белому было написано, что он погиб. Что-то подозрительно было.

Председатель колхоза вынужден был оставить все свои дела. Вместе с председателем сельсовета он срочно явился к вернувшемуся с фронта солдату, чтобы самому убедиться, что здесь подделки нет. Визуально вроде все было нормально: да, это действительно тот молодой человек, который четыре года назад ушел в армию. За это время, безусловно, он успел и значительно измениться – возмужал. Но все равно подозрения остались. Люди смотрели на него как-то недоверчиво. Конечно, во всем виноват он сам, и все это началось давно – в тот момент, когда он ночью открыл окно палаты и тайком выбрался из госпиталя. Он привык к этому и знал, что в конце концов все будет нормально. Но он должен был как-то рассеять подозрения, то есть доказать, что он – действительно он. Когда люди сомневаются, что ты не тот, за кого ты себя выдаешь, это плохо, и очень трудно доказать обратное.

Раненый солдат каждому гостю в отдельности рассказывал свою историю: как он в боях за освобождение Кременчуга был ранен… А председателям колхоза и сельсовета особенно тщательно и детально рассказывал эту историю. Потом по ходу беседы ему пришлось снова и снова возвращаться к отдельным деталям, потому что старики задавали очень много вопросов. Но подозрение рассеять полностью так и не удалось. Потому что он, оказывается, еще и совершил побег из госпиталя. Это же нарушение. Тем более в военное время. Нет, это дело нельзя так оставлять. Поэтому на следующий день председатель сельсовета вместе с раненым фронтовиком поехал в военкомат. А там полностью подтвердилось то, что он за сутки уже сотый раз рассказывал своим землякам, односельчанам. Фронтовика оставили в покое, и он начал заниматься лечением своей руки. Видимо, с того времени у отца стало привычкой часто рассказывать о Кременчуге. Этим он настолько увлекся, что, по-моему, со временем практически забыл о других событиях войны. Кременчугские события же от частого повторения приобрели ясность, четкость, последовательность и структурную целостность во всех деталях, а также в целом от начала до конца. Весь этот текст он очень хорошо вызубрил и при первой же возможности начинал свой рассказ: «Там, в Кременчуге.»