– Чёрт!.. – Почти с суеверным испугом выдохнул побледневший Нестеренко, но «чёрт» остановился и дружелюбно заблеял, увидев людей.

– Да это ж коза! – изумился Аникеев. – Мясо, пацаны! – Он уже поднял автомат, но Нестеренко схватил его за рукав, мешая прицелиться. – Не стреляй! Она же живая!

– Вот чудак! Ясное дело, живая. Дохлая нам и ни к чему. А так нормальный суп сварим, пожрём, как люди. И парней накормим!

– Нет, так нельзя. Это ведь животное!

– В животное нельзя, а по людям, значит, можно? – рассвирепел Аникеев и рывком высвободил руку. Сопляк ты, Тёркин, а туда же!..

– Ты погоди, Ника. Пристрелить козу мы всегда успеем – рассудительно сказал Гвоздик. – Давайте её сперва поймаем, а там уж посмотрим, как и что.

– Ну и валяйте, целуйтесь со своей козой! – Аникеев отвернулся сердито. – Если вам не надоело рыбными консервами давиться!

Нестеренко был уже возле козы. Он хотел взяться за верёвочный ошейник, но добродушное животное отпрыгнуло от него и угрожающе склонило рога к земле. Подоспевший Гвоздик попытался ухватиться за эти рога, но коза рванулась с такой силой, что он с размаху сел на землю. В следующее мгновение на земле оказался и Нестеренко, неловко уклонившийся от выпада козы.

– Она бодается!

– А ты думал! – рассмеялся Аникеев. – Не так вы всё делаете. Её нужно подманить! – он отломил веточку чахлого кустарника и осторожно стал приближаться к козе. – Ме-ээ, ме-ээ! Иди, иди сюда, дура!..

– Отставить! – оказывается, лейтенант Пройдисвет уже некоторое время наблюдал за бестолковой вознёй своих подчинённых. – Так-то вы держите позицию, олухи! Был бы хоть один дух рядом, давно решето бы из вас сделал, а вы бы и не заметили.

Вид у взводного был грозным, но губы сами собой растягивались в улыбке. – Оставьте в покое несчастную козу, мародёры! Возвращаемся к бронетранспортёрам и там ожидаем роту. Куманьков радировал, что всё. Едем домой! Скоро будут вертушки, заберут раненых.

А потом добавил совсем другим, домашним голосом: «Мать у меня в деревне коз держит. Всегда дома молоко парное бывает. Вот так-то!» И почему-то отвернулся.

Оказывается, пока они ловили козу, стрельба в горах стихла. Значит, и правда всё – на сегодня отвоевались.

– Ну вот, говорил же! – досадливо поморщился Аникеев. – «Мародёры»! Остались теперь без мяса!

– Пойдём, Ника. Патроны не забудь! – Гвоздик взвалил пулемёт на плечи, как коромысло. Аникеев забрал коробки с лентами, и они поспешно зашагали вниз по тропе. Последним уходили лейтенант Пройдисвет и Нестеренко.

Люди уже скрылись за каменной осыпью, когда коза, решив для себя что-то, потрусила вслед за ними, позванивая колокольцем.

Под изодранным брезентовым полотнищем, дающим очень слабое укрытие от беспощадного солнца, санинструктор Афонин перевязывал раненых. Их было немного, пять человек, и все нетяжёлые. Серьёзнее всех был ранен Макеев. Он покачивал непомерно огромной из-за повязки головой и шептал что-то неразборчивое. Потом встрепенулся и громко заговорил, ни к кому не обращаясь.

– Слышите? Слышите? Слышите? Звенит! Это в ушах! В ушах у меня звенит!..

– Чего, чего? – переспросил Аникеев, тоже пристроившийся в тени брезента. – При чём тут твои уши? Это наша с Гвоздиком коза прибежала!

И верно – к навесу подошла бурая лохматая коза. Посмотрела умными жёлтыми глазами на раненых, на заморённого санинструктора, и начала деловито ощипывать какие-то сухие жёлтые стебли, торчащие из выжженной солнцем земли.

– Э-э, посмотрите! – воскликнул, приподнявшись на локте, Салимов с простреленной ногой. – У козы вымя полный! Я молока лет сто не пил!