Музыканты оркестра – провожая, грустно поднялись.

– Одну минуту, Гейл, – остановил подполковник. – «Встречный», – коротко бросил музыкантам.

Те, с готовностью, стоя, взяли инструменты на изготовку. Дирижер, подняв руки, резко отмахнул. Грянули звуки встречного марша. Марша восторга и уважения. Торжества воинской силы и духа. Марша справедливости и марша любви… Музыканты, исполняя и слушая, упивались звуками этой музыки. По их глазам видно было – вот какой должна быть музыка, вот как должны звучать военные марши. Наши марши, российские марши! Это вам, девушка, не какая-нибудь там, понимаешь ли, иноземная «тинь-пинь-дяо». Это звучит, слышите – Его Величество Военный Духовой Оркестр! Живьем, звучит, живьем!

Слушайте… Любуйтесь…

– Грандиозно! Супер грандиозно! – как призывая небо в свидетели, выслушав, воскликнула Гейл.

– Да, мы знаем, Гейл, что всё у нас супер-пупер!.. – снисходительно согласился дирижер.

– Спасибо, господа музыканты. Она вообще теперь, говорит, влюблена в вашу музыку. Любит российскую музыку… военную музыку, – почти синхронно переводил капитан.

– А нас? – как в узкую щель, втиснулся вопросом Тимофеев.

– …Она так мало о ней знала, – игнорируя Тимохин вопрос, продолжал бубнить переводчик. – Обязательно будет, она решила, готовить диссертацию о российской военной маршевой музыке. И вообще, она очень рада, что познакомилась с вами, узнала нашу страну… До свидания, она говорит! Си ю тэ морроу! До завтра. Завтра, возможно она ещё к вам придёт!..

– О! Завтра!.. А почему «возможно»? Никаких возможно! Пусть приходит! До завтра!

– До свидания, Гейл!

– Бай-бай, Гейл!

– Приятно было познакомится!

– Да-да, приходите, Гейл!

– Мы ждем вас, Гейл!

– Перерыв! – глядя на закрывающуюся за гостьей дверь, устало скомандовал дирижер.

Музыканты некоторое время сидели молча, как замороженные, чего с ними после такой команды никогда не случалось, потом подскочили, что привычно, и с шумом повалили на перекур, что естественно.

Вот уж событие так событие!! Вот тебе и серые рабочие дни!! Да никакие они не серые, они больше даже чем цветные. Они счастливые! Потому что, во-первых, они есть, а во-вторых, потому что Гейл приехала!.. Ну, дела! Ну обстоятельства!..

Даже нет возможности остановиться, дух перевести… Скорее дальше, дальше… Вперёд!

Рванули было на перекур, но в дверях столкнулись с воспитательным полковником Ульяшовым.

– Что, уже всё, отстрелялись? – входя, видя что опоздал, расстроено спрашивает полковник. – Уже ушла?

– Да, товарищ полковник, – кисло отвечает за всех дирижёр. – Так точно, ушла. Только что!

– А что так мрачно-то, товарищ дирижер, – ехидничает воспитатель. – Пришла-ушла… Влюбился, что ли?

– Да-к…

– Ладно-ладно, подполковник, я тебя понимаю… Не бери в голову, бери на грудь! Ушла-пришла, пришла-ушла… Молодежь же, понимаешь, у них же шило в заду… у американцев этих. Это не для нас стариков…

– Так я вроде и не стар… еще! – обиделся дирижёр.

– Ладно-ладно… – примирительно отмахнулся полковник. – Я же не говорю что ты именно стар. Я говорю – ещё не стар!.. А это не одно и то же. И вообще, я же так, к слову… не про нас с тобой… Я в общем.

– Кстати, товарищ полковник, тут одна сложность вдруг возникла…

– Какая еще сложность? Где? Почему вдруг? – насторожился старший офицер.

– Да вот, понимаешь, Гейл эта, пригласила рядового Смирнова, нашего срочника, на прием, к ним туда, в посольство.

– Куда-куда?

– В посольство их Соединенных Штатов…

– Ты что? Серьезно?

Воспитательный полковник был сильно удивлён. Даже более чем… Словно ему сообщили, что он только что выпил стакан воды, в котором были разведены все мыслимые и немыслимые разновидности яда.