А иногда вот попробуешь, и вдруг такое отчаяние обуяет, такая тоска [западет]… Часто, часто думаю о Василии Ивановиче. При нас Владимир Иванович [Немирович-Данченко] получил от него письмо и читал вслух выдержки: «Я так остро полюбил море, что трудно будет расстаться с ним», – пишет он между прочим… И теперь я иногда представляю его себе сидящим у красивого безбрежного моря: беспредельная даль перед глазами, широкая, бесконечная… вольный, порывистый ветер, нежные, сказочные, серые чайки, печальные, красивые, синяя глубь неба…
Сидит задумавшись… … Думает… Нет, даже не думает… – Мысли [уходят. – зачеркнуто] разбрасываются, убегают в [далекую. – зачеркнуто] беспредельную чудную даль, расплываются в ее глубине… И он сидит… так, [ведь? вот?], просто сидит… Лицо грустное… Почему? – не знаю… но непременно грустное… Может быть, хочется унестись куда-то самому далеко, далеко, с легким вольным ветром…
Сидит так долго, долго…
И один…
Родной мой! любимый…
«Кто на земле лучше тебя?!»
24 [мая 1906 г.]. Среда
Все хорошо как будто: голос Лосев хвалит – говорит, буду настоящей певицей136… Неужели это возможно? Господи! Какие песенки буду я тогда петь тебе – счастье мое… Конечно, в мыслях… Все в мыслях, все в грезах, а в действительности – ничего…
Ну да, не все же так: Бог даст, и мне засияет моя красивая звездочка…
Все-таки как хороша, как бесконечно прекрасна жизнь! Только зачем люди сами грязнят ее, засоряют какими-то нелепыми, никому не нужными мелочами? Почему? – Так хорошо, так вольно на свете белом. Мир, простор – а не умеет человек пользоваться тем, что дано, ищет еще чего, выдумывает сам какие-то преграды, и в результате – тесно, душно… И скучно человеку без простора, а воздуха-то уж и негде взять…
Да…
19 мая… Как памятен этот день в прошлом году: первый разговор с Васей, первое пожатие руки… Сейчас прочла о 19 мая этого года – и усмехнулась поразительной противоположности настроений.
26 [мая 1906 г.]. Пятница
Вчера были с Кореневой в «Аквариуме». Встретили Армяшу137: он много ходил с нами, рассказывал разные театральные новости. Между прочим, говорил он со Станиславским насчет школы, и тот сказал, что будет заниматься только с одной ученицей – и Армяша выразительно посмотрел на Кореневу. Опять что-то нехорошее поднялось у меня в душе, опять какая-то отвратительная зависть…
И почему, на каком основании?
Ведь когда Коренева была 1[-й] год138, [он. – зачеркнуто] Станиславский не занимался же с ней? – Почему же вдруг я должна быть каким-то исключением?
Господи, Господи! – освободи меня от этого чувства. Самой противно за себя.
27 [мая 1906 г.]. Суббота
Благовестят к вечерне…
Колокола перезванивают… так красиво, так хорошо… И хочется плакать… тихими-тихими слезами…
Отчего это так бывает… Вдруг ни с того ни с сего охватит какая-то тоска, какая-то тихая – странная грусть… Сердце сжимается до боли… Рыданья подступают к горлу… Хочется чего-то… страстно, до отчаяния хочется… И не объяснишь себе… – отчего это?..
Звонят колокола…
Звон чарующий, красивый…
Будоражит душу, пробуждает невыразимо – чудные желанья…
2 [июня 1906 г.]
Решено… Еду…
Что-то будет?!
[Почти две страницы оставлены пустыми.]
12 [июня 1906 г.]. Вторник
Вот уже больше недели как сижу в деревне. Первое время чувствовала себя хорошо: свежий воздух, зелень, тишина, покой – как-то успокаивающе подействовали на нервы, потом мало-помалу какая-то грусть овладела всем существом и потянуло куда-то еще… Куда – не знаю… В другую среду, к другим людям… Неспокойная я… Не уживаюсь долго на одном месте… Вчера вечером шел дождь… На дворе было серо, неприютно. Сидели все в доме: мама наигрывала какие-то вальсы