Бедная – сколько ей приходится страдать!.. Каждую минуту дрожи – цепляйся за счастье, а то оно скользкое – того и гляди из-под самых пальцев улетучится.
Боже мой, Боже мой, скорее бы говорить с Владимиром Ивановичем – скорее.
1/14 мая [1906 г.]
Приедем в Москву – будут отрывки: «и хочется, и кусается». С одной стороны, страшно приятно, а с другой – жутко… Ведь еще пройти по сцене не умею как следует.
Вся надежда на Господа – он не оставит.
Самарова121 говорит, что эти отрывки будут иметь для нас огромное значение.
Боже мой, Боже мой! – Что-то будет?
Вчера говорила с Василием Ивановичем – тепло, мягко, как всегда. [(Берлин, кашне.) – более поздняя приписка.]
После таких разговоров с ним – на душе [всегда. – зачеркнуто] как-то так хорошо бывает – так покойно и ясно, что не хочется ни о чем и ни с кем говорить больше, никуда идти… И вот вчера – я все время боялась, чтобы как-нибудь не разорвалось это настроение и не рухнуло бы очарование, и сидела в продолжение всего «Федора» у открытого окна в отдаленном уголке уборной: ветер – вечерний, свежий – обвевал лицо, руки, шею, навевал чудные, мимолетные виденья, набрасывал одна на другую ряд чарующих мыслей… Так было хорошо сидеть под обаяньем этих дивных, сказочных грез, далеко от мира, от жизни, от людей. Чувствовать себя оторванной от действительности – одной-одинешенькой в своем собственном мирке…
Как я люблю его! Как люблю!!!
2/15 мая [1906 г.]. Вторник
Последний день.
Все еще не верится.
Неужели опять моя комнатка, мои открытки, альбомы…
Опять все по-старому…
Боже мой, боже мой! Как летит время! С какой ужасающей быстротой мчится жизнь!
Жутко… и хорошо в то же время…
Вчера на «Дне» опять удалось немного поговорить с Василием Ивановичем (телеграмма). И на душе так хорошо сегодня… Такая полнота, такая радость!
Вечером приедет Жоржик [Г. Г. Коонен]. Думаю – Георгий Сергеевич [Бурджалов] отпустит меня.
Кажется мне, что что-то будет сегодня: хотя и не верю самой себе – уж очень часто обманывали предчувствия.
4 мая [1906 г.]. Четверг
Москва
Промчалось все, как сон…
Как чудная сказка…
Опять голубые обои с цветочками. Мебель с драконами… [[Нрзб.] Mancetich. – зачеркнуто].
Все, все по-старому…
«Как будто бы я и не уезжала…»
Боже мой, боже мой, только отчего это так больно щемит сердце, отчего какая-то страшная тоска незаметно прокрадывается в самую душу и точит, точит ее…
Что это значит?!!
Господи! Что это?!!
Уже в вагоне все время мучило меня, что я не радуюсь близкой встрече со своими, что мне их увидеть. Потом… увидала их – обрадовалась, – а вышла в дверь, и так вдруг… точно оборвалось что-то…
Не почувствовала, что все это близко, родное мне…
И все время, каждую минуту чувствую, как [внутри. – зачеркнуто] сжимается сердце – от какой-то странной, непонятной боли, как что-то, открывшееся широко, свободно, сжимается опять, прячется внутрь…
Странное чувство…
Нет, нет! Надо бороться!
Работать нужно! – читать! заниматься…
А там – что Бог даст!
Не поддаваться настроению, не опускать крыльев!
Сейчас лежу, и невольно в голове все время… Да неужели же я всех их так люблю?!
Так трудно оторваться от них!?! Боже мой, а что же дальше?! – Если придется совсем уйти из театра?!
Господь милосерд!
А мысли все время концентрируются около него…
И теперь, и в дороге…
До мелочей вспоминается последний вечер, мысленно повторяется по тысяче раз каждая его фразка. Хорошо было тогда! Какие хорошие, дивные минуты!
[Опять. – зачеркнуто.] Проводила Жоржика [Г. Г. Коонена] на поезд – и приехала в театр. Как раз к «Архангельскому»