Затем постелил Даше в маленькой комнатке, а сам разместился в большой. Кот Сатурн пришел ночью к девушке. Улегся под бочок и всю ночь согревал своим теплом. Хотя внутри и так было жарко. Перед тем как лечь спать, Слава положил ещё несколько дров в печь, а потом вставал и проверял, хорошо ли горят. Заодно следил, чтобы они не угорели.

Поутру, после сытного завтрака домашней сметаной и блинчиками, они отправились в деревню. Пока Слава ждал на улице, Даша быстренько сбегала домой к отцу Серафиму, сообщила ему и матушке, что с ней всё в порядке. Попросила священника добросить их до Ледогорска. Тот согласился, а уже оттуда они с музыкантом доехали на такси до областного центра.

Там Даша потратила почти половину из тех денег, которые ей дал Слава в качестве моральной компенсации. На них были куплены фотоаппарат и объектив. Затем вернулись обратно, причем такси их довезло до самого Поземья. Благо снегопада не было, грейдеры прошлись, путь был свободен. Правда, пришлось выложить почти пять тысяч за поездку, но зато быстро вернулись.

Вечером они уже снова сидели в большой комнате и пили чай. Причем Даша принялась жарить блинчики из продуктов, купленных в Ледогорске. Слава это время тщательно брился и переодевался – готовился к первой «фотосессии», как назвал это мероприятие. Хотя девушка лишь улыбнулась над этим словом. Какая уж «фотосессия» в таких-то условиях! Ни света нормального, ни интерьера. Всё такое… «Деревенское?» – подсказал Слава. Даша кивнула.

Потом пили чай с блинчиками и вишневым вареньем, а музыкант рассказывал, как начинал свою карьеру. Все было просто: пока родители много и упорно трудились, их сын был предоставлен сам себе. Вот и увлекся западной музыкой. Слушал её, пробовал подражать исполнителям. В какой-то момент наловчился быстро произносить рифмованные тексты. Стал сам сочинять. К концу школы уже был если не продвинутым музыкантом, то близок к этому.

Но мать с отцом хотели видеть сына юристом, успешным адвокатом. Заставили поступить в университет. Промучившись год, он бросил учебу и занялся музыкальной карьерой. Его тексты понравились одному продюсеру, тот вложился в раскрутку молодого таланта, а дальше пошло-поехало. Пока Слава рассказывал, Даша настроила новый фотоаппарат. Достала его и принялась снимать.

Слава остановился, принял позу, застыл.

– Ты чего делаешь? – улыбнулась Даша.

– Как? Ты же фоткаешь.

– Расслабься. Ты не памятник. Чего замер?

– Ну… чтобы рот кривой не вышел на фото. Или глаз. Или поза дурацкая, – пояснил музыкант.

– Не волнуйся. Я плохие снимки удаляю, не храню. Отбираю лучшие.

– Говори тогда, как сесть, куда голову повернуть.

– Никак не надо. Делай, как привык. Будь собой, естественным, – сказала Даша.

Но Слава напрягся. Девушка часто такое замечала: люди, стоит на них объектив направить, деревенеют.

– Расслабься, пожалуйста. Что ты там рассказывал о продюсере?

– Ну… он… хороший человек. Был.

– Почему был?

– Потому что умер. Тромб оторвался. Мы с ним проработали два года, он мне помог стать звездой, а однажды позвонили и сообщили, что всё. Нет его больше.

– И что же было дальше?

Но Слава, пока рассказывал, всё равно был чрезмерно зажат. Потому лицо на фото получалось скованным, неестественным. Даша и так заходила, и так. Всё равно. «Стоит статуя в лучах заката, совсем без… в руках – лопата», – вспомнила вдруг пошлый стишок и хмыкнула.

– Что? Что такое? Крошка прилипла, да? – всполошился Слава. Принялся лицо протирать салфеткой.

Даша взяла, да и рассказала ему стишок.

Музыкант сначала удивленно на неё глянул. Такая милая девушка, интеллигентка, а подобное слышать из её уст! Но улыбнулся. В этот момент Даша сделала кадр.