– Его Бриллиантом зовут.
– Бриллиантом? Что за имя такое странное.
– Я тебе потом, матушка, расскажу, – заметил отец Серафим.
– А, ну хорошо. Да, ни один не добрался. Вы, верно, спросите, почему? Так я отвечу. Туда есть две дороги. По одной можно проехать на машине даже. То есть попробовать, а уж добраться вряд ли. Что ни дождь – её размывает сразу. Да и местные там иногда ездят. На тракторах. Колеи потому очень глубокие. Там неподалёку лесопилка, вот и проложили путь. Но от неё до дома Бриллианта этого ещё километров пять. Вторая дорога короткая. Не дорога, тропинка скорее. По ней он, кстати, к нам в Поземье и приходит, человек тот. Так вот она через лес идет, потом через болото. Ганюшкина гать называется.
– Странное название, – сказала Даша, ощущая, словно холодным ветром под одежду подуло.
– А у нас тут лет двести тому назад отшельник жил, монах. Исаакием звали. Вот за тем болотом и была у него келья в лесу. Неподалеку от того места, где нынче затворник тот живет, музыкант ваш московский, – ответила матушка Антонина. – Фамилия его была Ганюшкин. Он и принялся дорогу из бревен сооружать. Гатить, то бишь. Да не успел, помер. Ну, а потом уж никому не надо стало. Название одно и осталось. Ну, дорога сгнила. Болото же.
– Да, страшное место, гиблое, это гать, – поддакнул священник. – Со временем и всё болото так называть стали. Там народу сгинуло много. И животных, диких и домашних. Вот смотришь: вроде снег, поле. Летом – зелено всё, травка. А наступишь – и провалишься в бездну чёрную. Затянет, не выбраться. Мы знаем, туда не ходим. И скотину стараемся не пускать. Пропадёт иначе-то.
– Как же он туда ходит? – спросила Даша, испытывая мистический ужас перед болотом. Она только слышала о них, но видела только в кино и по телевизору.
– Тот музыкант, что ли? Так ему, видимо, кто-то рассказал про тропинку, – ответил священник.
– Короче говоря, никто так и не добрался. Которые приезжали, им через болото путь заказан был. Мы тут люди приветливые, но они же все грубые, деньги совали прямо в лицо. Покажи, мол, как Бриллианта найти. Нельзя так. С людьми вежливо надо, обходительно. Ты нас спроси о семье, про здоровье. Поговори уважительно. Так мы тебе и бесплатно покажем. А эти, прости, Господи, купюры суют. Нехорошо, – заметила матушка Антонина.
– А вы мне тропинку ту покажете? Мне очень надо, правда, – стараясь быть ласковой кошечкой, промурлыкала Даша.
– Хорошо, – улыбнулась жена священника, поняв маленькую хитрость юной гостьи. – Завтра поутру пойдем с тобой. Весь путь не пройду с тобой, далеко. Да и хозяйством. Но дорогу обскажу подробно, не заблудишься.
Поужинали, затем легли спать. Даша заснула в маленькой комнатке, которую ей отвели, как ребенок. Стоило закрыть глаза, и всё. Проснулась утром от ласкового шёпота матушки Антонины.
– Вставай, Дарья, пора в путь. Кто рано встаёт, тому Господь подаёт, – сказала.
Умывшись и позавтракав, они выдвинулись в дорогу.
Погода нынче, в противовес тому, что творилось накануне, радовала. Снег сверкал и искрился на ярком солнце, переливался всеми цветами радуги и хрустел под ногами. Мороз был сильный, щепал щёки и носы, но теперь Даше он был не страшен. Антонина выдала ей валенки, теплые вязаные варежки и шапку, заставила натянуть толстые колготки под ватные штаны. Надев полушубок, девушка глянула на себя в зеркало и ахнула: оттуда на неё смотрела немного удивлённо деревенская красавица. Ту одежду, в которой она так легкомысленно приехала сюда, едва не замёрзнув посреди пути, пришлось оставить в доме священника.