Немного оправившись от изумления, девушка наблюдает за художником. Пикассо поглощен работой, на холсте явно угадываются наполненные слезами глаза страдающей Долорес Гонсалес.

Что ж, Пабло всегда вдохновляли боль и горе, и ему было совершенно наплевать, что он является причиной людских страданий. Самоубийство любовницы станет для него только лишь новым приступом вдохновения. А ведь жизнь разбита, теперь уже в прямом смысле – разбита…

– Не нужно было из-за него это делать, – пробормотала Долорес, оглядывая тщедушную фигурку художника. Какой же морок на нее нашел! Ведь этого мужчину даже с трудом можно назвать симпатичным! – Пикассо этого не стоит. Как жаль, что уже ничего не изменить…

Холод.

Пустота.

Неприкаянность.

И больше нечем заняться, и непонятно, что делать в этом состоянии.

Вернуться домой? Только где тот дом, ее дом?

Апартаменты на Елисейских Полях?

Долорес вдруг видит, как хозяйка квартиры собирает ее вещи, чтобы отправить их в Испанию, родственникам. Женщина листает альбом с графикой Пикассо и недоуменно морщится: «Ну и мазня, мой внук нарисовал бы лучше…»

А может, дом Долорес в Барселоне?

И вот уже перед глазами возникает большой серый особняк на центральной улице, его решетчатый заборчик увит виноградом, а во дворе играют в мяч дети. Они загорели дочерна под ярким испанским солнцем.

Кажется, со смертью все не заканчивается.

Наоборот, становится доступным даже то, что раньше казалось совершенно невероятным.

А только больше всего теперь хочется вернуться назад, шагнуть в то чудесное кино, которое называется жизнью.

Хочется выпить ледяной воды, почувствовать тепло солнечного лучика на коже, надеть красивое платье и босоножки на каблуках. Оказывается, во всех этих мелочах было столько счастья. Но ничего теперь уже больше не доступно, ничего…

Терпение вознаграждается.

Не стоит пороть горячку.

Тише едешь – дальше будешь.

Об этом следователь Константин Загуляев с удовольствием напоминал себе за последние часы множество раз.

Конечно, после обнаружения в погребе некоего кровельщика Вячеслава Самойлова, одетого в форменную рубашку официанта, соблазн провести допрос по горячим следам был велик. Ведь официантка Ирина в своих показаниях утверждала: Самойлов вступил с одним из парней-официантов в сговор. Вроде бы соврал ему, что влюблен в девушку, которая будет присутствовать на вечеринке, а ее строгие родители не разрешают им встречаться. Поверив в эту историю (а скорее всего, прельстившись легким финансовым вознаграждением), официант выдал Самойлову свою униформу, и под видом обслуживающего персонала злоумышленник легко проник в дом. Конечно, получив такую информацию, так и подмывало задать печально вздыхающему гражданину Самойлову пару-тройку вопросов. Однако на то и даются соблазны, чтобы им не поддаваться! Немного терпения и ожидания – и вот уже награда следует сторицей! Теперь вырисовывается куда больше интересных вопросов к узнику погреба. Сейчас действительно есть, о чем с ним поговорить, есть, что выяснить. И даже есть, что рассказать…

Во-первых, оказалось, что отпечатки пальцев, обнаруженные на строительном ноже, которым была убита Татьяна Липина, принадлежат именно Вячеславу Самойлову. И дело не только в том, что криминалист быстро установил идентичность отпечатка с ножа свежеотканным у Самойлова «пальчикам»; дактилокарта гражданина Самойлова уже имелась в базе, так как он ранее попадал в поле зрения правоохранительных органов. Дело-то было давним и, в общем и целом, достаточно банальным: после распития спиртных напитков вступил в драку с собутыльником, причинил ему телесные повреждения средней тяжести. На зону, правда, так и не попал; в ходе следствия быстро просек, что может оказаться в местах не столь отдаленных, и договорился с потерпевшим о компенсации; получивший ранения мужчина решил не преследовать обидчика в судебном порядке. Что ж, вся эта история лишний раз подтверждает: криминальные наклонности с потолка не берутся, на скользкую дорожку становятся еще в юности. У многих получается с нее сойти, однако, похоже, Самойлов – не тот случай.