Гондола вздрогнула. Снизу донесся хруст, и пол под ногами тряхнуло еще раз.

Свободной рукой я врезал Брасу по лысине, другой рванул его к себе.

Я сделал это почти машинально, глядя не на оглушенного рулевого, а за левый борт. Палуба плавно кренилась. Лучи прожекторов, закрепленных на кабинах двух машин, которые стояли на краю ущелья, скрестились на дирижабле. Стало светло как днем.

Из-под днища гондолы к грузовикам протянулась пара толстых канатов. Словно упряжка манисов с тяжеленным плугом, бредущая по кругу вдоль границы фермерского поля, летающая махина поплыла по широкой дуге. Над левым бортом взлетали крюки на тонких тросах, некоторые падали обратно, другие с лязгом и звоном цеплялись за броневые листы. Канаты натягивались все сильней, дирижабль снижался. Скорей всего, их сейчас сматывают в огромные бобины, те, что я видел на подходе к Редуту в открытых кузовах грузовиков.

На машинах погасили фары, но луна озаряла дорогу вдоль ущелья – если бы я не вырубил наблюдателя в гнезде, он бы наверняка заметил преследователей гораздо раньше.

Когда через борт полезли люди, я толкнул Браса, и рулевой упал, врезавшись головой в одну из рукоятей штурвала.

Снизу донеслись удары колокола.

– Тревога!!! – из надстройки вылетел Осип с багром в руках. Навигатор пока оставался внутри, и тревожный звон рынды далеко разносился в ночных небесах.

Дирижабль шел по кругу с приличным радиусом, все больше кренясь на левый борт и снижаясь. Через ограждение перемахивали нападающие, посверкивало оружие в свете прожекторов. Сверху я разглядел красные одежды Дома Гантаров и необычные самострелы – под ложем закреплена катушка с проводом, продетым в кольца вдоль ствола. Гетманы саблями рубили провода и перезаряжали оружие дротиками. У некоторых за спинами висели круглые щиты.

Осип багром повалил двоих гантарцев, а потом дротик из самострела вонзился ему в грудь.

Нападавшие побежали к рубке. Я присел, но они успели заметить фигуру на крыше, и двое сразу выстрелили в меня. Пришлось растянуться под штурвалом возле Браса – дротики с тонким шипением пролетели над нами. Рулевой со стоном пошевелился. Крыша рубки задрожала, с лестницы донесся топот ног, и я потянулся к лежащему позади гарпунеру. Возникший надо мной широкоплечий детина с кривой саблей и щитом замахнулся. Перевернувшись на бок, я схватил гарпунер двумя руками и выстрелил. Дротик вонзился в затянутое кожей дерево щита. Хлопок, неяркая вспышка взрыва… Щит треснул, но гетман лишь отступил на шаг и снова кинулся в атаку. Кривой клинок понесся к моей шее… конец его впился в одну из рукоятей штурвала. Удар оказался таким сильным, что тяжелое колесо повернулось. Внизу заскрежетало, в протянувшейся к полу рубки широкой колонне что-то сдвинулось, часто щелкая.

Крякнув от натуги, гетман выдернул саблю из дерева. Снова замахнулся. Тем временем поворот штурвала передался на воздушные винты, гондола закачалась, и сквозь рев набравшего обороты дизеля с кормы донеслись крики. Со всех сторон заскрипели, застонали тросы. Канат, связывавший грузовик с гарпуном, который всадили в днище ближе к носу, лопнул, и дирижабль сильно качнулся.

Перехлестнув ограждение, со свистом мимо рубки пронесся распушенный хвост каната и врезался в фигуру панцирного волка. Полетели щепки, отломанная деревянная голова канула в ночь.

Бросив щит, гетман снова занес саблю, а я почти до рукояти вонзил клинок из плавника катрана в его живот и сразу выдернул.

Он выронил оружие, прижал ладони к ране. Лицо стало удивленным и растерянным, будто у обиженного ребенка. Поглядев на темное влажное пятно, здоровяк что-то прошептал. Вскочив, я ударил его кулаком в грудь – он повалился на ограждение и упал вниз.