Нож дернулся… и замер в воздухе.

Нет, он был беспомощен, и я не мог убить его. Мирон застонал, приходя в себя. Шепотом ругаясь, я дважды ударил его рукоятью. Он скорчился на дне корзины, я сорвал с крюка гарпунер, взвел, перегнувшись через борт, прицелился в голову Браса, уверенный, что тот услышал шум наверху и сейчас поднимет тревогу. Рулевой по-прежнему стоял лицом к носу дирижабля, держась за штурвал. Я целился, палец наполовину сдвинул легкий спусковой крючок. Брас не шевелился. Выстрелить в голову или в шею? Хотя в полутьме могу промахнуться, а даже если и нет – пороховой дротик, врезавшись в преграду, взорвется. Тогда колчана не хватит, чтоб всех летунов и гетманов перестрелять.

Не разряжая, я повесил гарпунер на крюк, присел и стал раздевать Мирона. Высоко над палубой ветер дул сильнее, корзина покачивалась.

Вскоре наблюдатель был связан, во рту кляп – оторванный рукав рубахи, концы его стянуты на затылке Мирона. Он пока не пришел в себя, а когда придет, ему понадобится много времени, чтобы освободиться. Раскладную оптическую трубу летуна я сунул себе за пояс сзади.

Внизу по-прежнему стояла тишина – растяпа Брас не замечал происходящего над головой. Я отхлебнул воды из кувшина, сжал нож зубами, перекинул через плечо ремешок гарпунера и полез обратно, все еще злясь на себя. Ведь я негодяй каких мало – «худший из худших», как выразилась Лада! Из-за меня погибли сотни людей, я виноват в смерти ее матери, я продал в рабство отца Авдея… Ради всех мутантов Крыма, так что же помешало мне пришить этого идиота Мирона?! Ведь связанный он остается угрозой – может освободиться, или хотя бы как-то избавиться от кляпа, или просто кувыркнуться вниз через борт корзины, и тогда рулевой на крыше рубки услышит звук падения. Почему я не перехватил ему горло ножом?

Выходит, я не такой уж плохой? Или это потеря памяти изменила меня? Странно было думать о себе – и не понимать, что ты из себя представляешь. Совсем недавно, лишь этим вечером, я увидел, как выгляжу, и понял, что еще совсем молод. А теперь пытался узнать свой характер и на что я способен…

Ну, по крайней мере, у меня хватило злости столкнуть Евсея с лестницы, хитрости – завладеть ножом, решимости – выбраться из камеры и силы – забраться по отвесному борту лишь с помощью этого ножа.

А теперь хватит ли у меня ловкости тихо справиться с тремя небоходами?

С новым оружием я почувствовал себя увереннее, тем более что под ложем гарпунера был закреплен чехол с десятком дротиков. Очутившись на палубе, намотал ремешок на запястье и поспешил к рубке – уже не пригибаясь, целясь между лопаток Браса.

Тарахтение кормового дизеля помешало ему услышать шаги. По лестнице я забрался на крышу и встал позади рулевого, который дремал, навалившись на штурвал. Постарше Мирона, более плотный и выше ростом, черные волосы курчавятся вокруг лысого затылка. Справа стоял пулемет на высокой треноге, под ней лежал ящик с патронами. Я присел, бесшумно положил гарпунер на доски и выпрямился. Нужно стукнуть его рукоятью ножа в висок, подхватить тело, осторожно опустить возле штурвала и связать так же, как Мирона. А потом прыгать в рубку через дверной проем.

Я отвел нож далеко в сторону, примерился, чтобы ударить сильно и точно.

По сторонам от дирижабля наискось в небо взмыли осветительные ракеты. Сыпля искрами, две яркие точки ушли вперед по курсу.

– А-а! – с перепугу заорал Брас, отшатнувшись от штурвала. – Тревога!!

В небе заплясали толстые лучи прожекторов. Спиной Брас наткнулся на меня, и вместо того чтобы нанести удар ножом, я обхватил рукой его шею.