Мы медленно поднимаемся на второй этаж, а после, Говард провожает меня до моей комнаты. Открыв передо мной дверь, он добавляет:

– Минут через десять ваш чай будет готов.

Зайдя в одинокую комнату, я тихо вздыхаю.

– Спасибо, Говард.

Мужчина закрывает дверь и оставляет меня наедине. Снова оглядываю свою опочивальню. Теперь я должна привыкнуть к ней. Должна называть это место – своим домом. Подойдя к окну, я вглядываюсь в разматывающийся пейзаж. Думаю о том, что бы сказал отец, увидев меня сейчас? Разозлился? Сжалился?

Горькие слезы скапливаются так быстро, что я не в силах их сдержать. Поэтому, я выпускаю всю ту боль, которая накопилась внутри за день. Всю ту обиду, которую пыталась проглотить. Я даже не сразу же замечаю, что в комнате кто-то есть. Слышится звон фарфора. Кто-то стоит прямо за моей спиной, а после, глухой стук подноса об стол.

– С.. спасибо Говард, – отзываюсь я не в силах развернуться. Я не хочу, чтобы что-то видел мои слезы. – Спасибо…

Однако моя истерика никак не походит. Горькая печаль волнами подкатывает к горлу. Я силюсь, чтобы сдержать вырывающийся наружу крик отчаяния, хотя бы до тех пор, пока Говард не выйдет из комнаты. но…

В следующую секунду, чьи-то крепкие руки обнимают меня за плечо.Я ощущаю еловый аромат парфюма, а следом, резкий рывок заставляет меня развернуться и уткнуться в крепкую мужскую грудь.

И я понимаю, что передо мной стоит Кай.

Слезы текут по моим щекам, и я чувствую, как Кай прижимает меня к своей груди. В этот момент мне совсем не хочется думать о том, как жалко я, должно быть, выгляжу со стороны, какой слабой кажусь другим людям.

Не мешкая, парень обнял меня крепче и прижал к себе. Его прохладные ладони, казалось, обжигали спину даже сквозь ткань платья. Но, несмотря на это, я чувствовала приятное тепло, исходящее от его груди. Это тепло было таким уютным, словно тёплое одеяло, которым укрывают расстроенных людей в пасмурную погоду. Или как горячий чай, который согревает изнутри в хмурый день и обжигает кончик языка.

Я чувствовала себя маленькой девочкой, которая потеряла что-то очень важное в своей жизни и теперь ищет утешение, прижимаясь лбом к груди мужчины. Я ощущала себя совершенно беспомощной, ведь пульс Кая был почти неощутим. Мне казалось, что внутри него пустота, но разве такое возможно?

Когда меня начала охватывать сильная тревога, Кай продолжал крепко обнимать меня одной рукой, а другой нежно гладил по голове. В этот момент я почувствовала, как что-то внутри меня сжалось, словно воздушный шарик, из которого резко выпустили воздух. Мне казалось, что Кай пытается показать себя с лучшей стороны. Но то, что исходило из его сердца, было совершенно противоположным его обычным действиям. Интересно, делает ли он это по просьбе матери или по собственному желанию? Этот вопрос исчез так же быстро, как и страшные мысли о том, что всё происходящее – это просто глупый розыгрыш.

Наконец, когда я смогла спокойно дышать, я решила отстраниться от Кая.

– Прости, – прошептала я, отворачиваясь и вытирая слёзы с щёк. Вероятно, моя тушь растеклась по щекам, словно молочные реки.

– Тина, мне очень жаль, что тебя коснулось такое горе, – в голосе Кая отчётливо слышалась нотка сострадания.

– Всё хорошо, – шмыгнув носом, я сделала глубокий вдох, чтобы наполнить лёгкие прохладой. Помогало ли это мне? Вряд ли. – Все хорошо.

Но Кай всё ещё стоял в центре комнаты, засунув руки в карманы брюк. Я заметила это боковым зрением, но не решилась даже слегка обернуться.

Он для меня – чужой человек. И то, что только что произошло, – лишь проявление его воспитания, а не искреннего сострадания. Откуда ему знать, каково это – навсегда остаться сиротой? Эти мысли вызывали в моей голове настоящий хаос.