Странно ли мне было слушать такие речи? Безусловно. Но пытливость подталкивала мой разум на новые вопрос, которые хотелось поскорее задать. Заставлять ждать Марию я не хотела, поэтому подойдя к стулу, поправила юбку, пока садилась на стул.

Блюда на столе были роскошными: запечённая утка с яблоками, различные мясные закуски, рулетики, два вида овощных салатов и много фруктов. Тарелки были из серебра с почернением в самих сгибах. Передо мной стояла одна плоская тарелка, на которой была ещё одна: более глубокая. Ложка и вилка лежала справа на ажурной белой салфетки, а слева был нож. Бокалы были также выполнены под старину, всё в едином стиле напоминающий «Готику».

– А где… – не успеваю задать вопрос, как в столовую врывается Кай.

На нём обычная черная рубашка, растянутая на несколько пуговиц, на шее по-прежнему висит кулон в форме ромбовидного камня. Рукава рубашки закатаны до локтя. Ровная походка, широкие плечи… Прямая осанка. Рубашка заправлена в тесные джинсы, на поясе которых изящный ремень. Кай размашистым шагом доходит до своего места и садиться на стул.

– А где Лина? – спрашивает он у экономки, словно меня тут не существует.

– Господа Розалина скоро будет, – по-доброму отзывается Мария и отходит ближе к двери.

Кай берет кувшин со стола и вливает алую жидкость в бокал. Мне кажется, что это вино. Виноградно-кислый аромат ударяется в нос. Следом, засранец переводит на меня взгляд и говорит:

– А, и ты здесь.

Ну а как же, я же такая незаметная, чтобы меня было невозможно увидеть. Ничего не отвечаю Каю, просто складываются руки на груди.

Кай демонстративно берет бокал, буравит меня глазами и делаю глоток. Его взгляд обжигает. Дурманит. Заставляет волноваться. Не знаю, почему, но это мне не нравится. Кай облизывает губы, и задаёт мне вопрос:

– Ты слишком молчалива, мне это не нравится.

– А ты слишком говорливый, – сощурив глаза, цежу ему в ответ.

– Разве это плохо? – заигрываючи отвечает Кай и отбрасывается на спинку стула, оставив одну руку на столе. Под натиском его взгляда мне становится не по себе. Но всё же, я стараюсь хоть как-то проявить смелость в сторону наглеца. Пускай не знает, что мне неуютно, некомфортно и немного страшно. Крепче будет спать.

Кай продолжает буравить меня своими карими глазами, будто бы оглядывает каждый сантиметр моего тела. Это очень неприятное оценивающе чувство, знаете ли. Набрав побольше воздуха в легкие, я добавляю:

– Глаза сломаешь скоро.

Язвительность в порыве страха – это мой конёк. И моя погибель, судя по тому, как Кай переменился в выражение лица. Губы поджаты в тонкую ниточку, брови нахмуренные. Кай хочет что-то мне ответить, но в зал входит Розалина:

– А, вы уже всё у стола? Какая прелесть!

Мы с Каем переглядываемся. Чему Розалина так рада?

Слежу за Розалиной. Грациозной походкой она подходит к своему месту, вальяжно отодвигает стул и усаживается на него. Ножки стула скребут по гранитному полу так громко, что кажется, эхо заполоняет всё пространство противным звуком.

– Ну что ж, – говорит Розалина, кладя белоснежную салфетку себе на колени. – Раз все в сборе и в хорошем здравии…

– Говори за себя, – фырчит Кай, отпивая вино из бокала.

Но Розалина игнорирует его слова.

– То думаю, что нужно начать с минуты молчания, в память отца Тины.

Кай стреляет в меня любопытным взглядом. Его проникновенные кофейные глаза обжигают льдом: кожа мгновенно покрывается мурашками, а в горле застревает ком страха. Розалина поднимает свой бокал с вином, дав понять, что условная минута молчания прошла.