Возможно, Выбор Королевы больше походит на Бои, чем я предполагала. На Боях Серебряные показывают Красным их место; а здесь король делает то же самое в отношении своих подданных, пускай и весьма могущественных. Иерархия внутри иерархии.

Я так увлеклась испытаниями, что чуть не пропустила очередной вызов слуги. Прежде чем кто-либо успевает подтолкнуть меня в нужную сторону, я направляюсь к правой ложе, краем уха слыша, как в тишине глава Дома Самоса произносит: «Магнетрон».

Понятия не имею, что это значит.

По узким коридорам, которые недавно были садовыми дорожками, я направляюсь к Серебряным, которые нуждаются в услугах. Их ложа – в самом низу, но у меня проворные ноги, и я спускаюсь быстро. Там сидит необыкновенно толстое семейство в желтом шелке и ярких перьях. Они наслаждаются огромным тортом. По всей ложе стоят тарелки и пустые чашки, и я ловкими опытными руками принимаюсь собирать их. На ревущем экране – Эванжелина, которая преспокойно стоит на арене.

– Ну и фарс, – ворчит, обжираясь, одна из этих толстых желтых птиц. – Девчонка из Дома Самоса уже победила.

«Странно. По-моему, она самая слабая».

Я складываю тарелки, не сводя глаз с экрана. Эванжелина бродит по покрытому пылью полу арены. Нет ничего, с чем она могла бы работать, показать, на что она способна, но, кажется, ее это не смущает. Улыбка Эванжелины ужасна. Как будто она абсолютно уверена в собственном великолепии. Но лично мне она совсем не кажется великолепной.

А потом железные заклепки у нее на куртке начинают шевелиться. Они повисают в воздухе, похожие на круглые маленькие пули, а потом, как выпущенные из ружья, несутся по арене и вонзаются в землю, в стены, даже в электрический щит.

Эванжелина умеет управлять металлом.

Несколько лож аплодируют ей, но она еще далеко не закончила. До нас эхом доносятся лязг и стоны откуда-то из недр механизма. Даже толстое семейство перестает есть и с тревогой оглядывается по сторонам. Они все смущены и заинтригованы. В глубине, под ногами, я ощущаю вибрацию. И понимаю, что пора бояться.

С оглушительным шумом железные трубы откуда-то снизу пробиваются сквозь пол на арене. Они пронзают стены и заключают Эванжелину в клетку из серо-серебристого металла. Она как будто смеется, но оглушительный скрежет заглушает ее голос. Сверху сыплются искры, и она защищает себя куском железа, не моргнув и глазом. Наконец она с ужасным грохотом обрушивает трубы наземь и обращает взгляд кверху, к ложам. Рот у нее широко открыт, так что видны острые мелкие зубы. У этой девушки ненасытный вид.

Процесс начинается медленно – сначала ложа слегка пошатывается, а потом кренится. Тарелки с треском летят на пол, стеклянные кубки катятся к ограждению и сыплются вниз, разлетаясь вдребезги на электрическом щите. Эванжелина двигает нашу ложу к себе, гнет ее, заставляя нас шататься. Серебряные вокруг взвизгивают и цепляются за что попало, аплодисменты сменяются паникой. И они не единственные – все ложи в нашем ряду движутся. Эванжелина управляет ими снизу, сосредоточенно нахмурив лоб. Как боец на арене, она хочет показать миру, чего стоит.

Я едва успеваю об этом подумать, когда желтый шар из кожи и перьев врезается в меня и перебрасывает через перила вместе с остатками посуды.

Падая, я вижу только фиолетовые лучи – щит молний стремительно приближается. Он шипит электричеством, опаляя воздух. Я едва успеваю понять, что случилось, но одно несомненно: это покрытое прожилками фиолетовое стекло изжарит меня заживо – я сгорю вместе со своей красной ливреей. Держу пари, Серебряных обеспокоит только необходимость ждать, когда кто-нибудь уберет мои останки.