По другому делу Судебная коллегия Верховного Суда РФ, установив, что Б. убил Т. и покушался на жизнь Ю. в тот момент, когда потерпевшие в состоянии сильного алкогольного опьянения спали, пришла к выводу, что сам по себе факт сильного алкогольного опьянения и сна потерпевших не может рассматриваться как заведомое для Б. их беспомощное состояние^>11.

Таким образом, в судебной практике по делам об убийстве последних лет наметилась достаточно четкая тенденция к непризнанию сна, а также сильной степени опьянения беспомощным состоянием.

Наряду с этим в уголовно-правовой доктрине предложены различные варианты выхода из тупиковой ситуации. Среди них можно встретить радикальный: он сводится к рекомендации исключить из п. «в» ч. 2 ст. 105 УК признак, относящийся к потерпевшему, в виде его беспомощного состояния и признать такое убийство простым^>12. Имеются и явно компромиссные варианты: суть их в том, чтобы отказаться от квалификации по п. «в» ч. 2 ст. 105 УК убийств потерпевших, находящихся во сне или в глубокой степени опьянения^>13. На наш взгляд, окончательное решение проблемы зависит от уяснения того, что послужило основанием для криминализации законодателем в 1996 г. «убийства лица, находящегося в беспомощном состоянии» в качестве квалифицированного вида убийства. Если только признать, что законодатель учитывал лишь сам объективный факт беззащитности и беспомощности потенциальной жертвы убийства и полностью игнорировал субъективное восприятие такого факта потерпевшим, то придется прийти к выводу, что п. «в» ч. 2 ст. 105 УК охватываются не только все перечисленные в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. ситуации, но и другие им подобные случаи, граничащие с первым (тот же радиоуправляемый взрыв, выстрел из винтовки с оптическим прицелом, удар ножом в спину и т. д.). Нам представляется маловероятным столь грубый «просмотр» законодателем возможных негативных последствий такой криминализации.

Думается, что нормотворец в процессе установления уголовно-правового запрета убийства лица, находящегося в беспомощном состоянии, учитывал и субъективные факторы. Причем относящиеся не только к убийце (знание им о беспомощном состоянии потерпевшего), но и к его жертве (осознание последствий факта причинения смерти). Только при этом условии общественная опасность убийства лица, находящегося в беспомощном состоянии, достигает той степени, которая позволяет рассматривать его как квалифицированный вид.

Если предложенная версия верна, то остается резюмировать следующее. Во-первых, необходимо признать абсолютно правильной сложившуюся в последнее время практику оценки судами убийства во сне (а равно – и в состоянии глубокого опьянения) как не подпадающего под п. «в» ч. 2 ст. 105 УК. Во-вторых, следует ограничить понятие «беспомощное состояние» лишь физической беспомощностью, при которой потерпевший правильно воспринимает характер совершаемых с ним действий, но не способен в силу разных причин защитить свою жизнь, оказать сопротивление виновному. В-третьих, имеет смысл дать развернутое понятие «убийство лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии», причем не в постановлении Пленума Верховного Суда РФ, а в самом уголовном законе (в виде примечания к ст. 105 УК).

^{>ПРОБЛЕМА.} Еще одной разновидностью данного преступления до недавнего времени было убийство, сопряженное с захватом заложника. Однако Федеральным законом от 27 июля 2009 г. упоминание о нем из п. «в» ч. 2 ст. 105 УК изъято, зато в ст. 206 УК появилась ч. 4, предусматривающая ответственность за захват заложника, повлекший умышленное причинение смерти человеку. Тем же законом аналогичный квалифицирующий признак включен в состав террористического акта (п. «б» ч. 3 ст. 205 УК) и диверсии (ч. 3 ст. 281 УК). В результате мы получили не только сопряженность убийства с другими преступлениями (тем же похищением человека), но и сопряженность иных преступлений (того же захвата заложника) с убийством.