В 1930–1940-х годах бретонские, эльзасские, фламандские, фризские ультранационалисты тяготели к нацизму и фашизму, сотрудничали с Третьим рейхом, часто отличаясь особой жестокостью в «этнических чистках». Сходный коллаборационизм в разных вариантах имел место и на востоке Европы – в Прибалтике, на Украине, среди косовских албанцев и югославских хорватов. Баскское и каталонское движения того времени, напротив, противопоставляли себя франкистскому централизму, в том числе как демократическую альтернативу авторитаризму.

Во второй половине ХХ в. выделился другой, левоэкстремистский, вариант сепаратизма. За исключением южнотирольских групп, все практиковавшие терроризм «борцы за независимость» – Временная ИРА, квебекский ФОК, Фронт освобождения Бретани, Фронт национального освобождения Корсики и десятки менее известных – родились на крайнем левом фланге и формулировали свои цели в категориях не только «деколонизации», но и антикапиталистической революции. В том же направлении довольно быстро эволюционировала баскская ЭТА. Для умеренных этнорегиональных партий сепаратизм был вообще не характерен, ибо тогда он считался на Западе неприемлемым. Поворот к «системному» сепаратизму только начинался – с модельных стран либеральной политической культуры: Великобритании, Канады, Бельгии.

В последний период в фокус внимания попал именно такой, «системный» сепаратизм. Его лицо представляют ряд более или менее влиятельных движений с прагматичной умеренной программой движения к «суверенитету», «полной национальной свободе» и иным «формулам независимости» через демократические процедуры. В социально-идеологических вопросах они не выходят за рамки современного мейнстрима, располагаясь ближе к центру слева, как Шотландская национальная партия (ШНП), Квебекская партия (КП), «Баскская солидарность», либо справа (каталонский блок «Конвергенция и Союз», Баскская националистическая партия (БНП), Новый фламандский альянс). Однако идеологический спектр современного западноевропейского сепаратизма намного шире.

Большинство организаций, решительно стоящих за отделение, находятся на левом фланге. Себя они определяют как социал-демократические (Партия Уэльса, «Шинн Фейн», «Республика Независимая Сардиния»), левые и социалистические, иногда с акцентом на феминизм и экологизм («Левые республиканцы Каталонии», целая группа мелких баскских партий, «Бретонские левые за независимость», «Либертат! Революционные левые Окситании» и др.). Сопоставляя программы и результаты выборов, легко заметить: чем левее идеология, тем прямолинейнее и бескомпромисснее декларируется цель отделения и тем мизернее электоральный вес. (Разумеется, речь идет лишь о сепаратистском сегменте. Многие из левых региональных организаций вовсе не принадлежат к нему, а рассуждают в категориях децентрализации самоуправления и «локальной демократии», иногда отвергая любые «идентитарные концепции».)

Правый фланг, к которому примыкают правоцентристы (Баварская партия, Партия окситанской нации, «Будущее Аландов»), малочисленнее и слабее. Правоконсервативный профиль этого фланга (немаловажный для генезиса сепаратизма) рельефно представлен у таких объединений, как союз «За Южный Тироль», «Свобода Южного Тироля», «Свободовцы» (Die Freiheitlichen), Савойская лига, бретонский «Адсав». Все они весьма оппозиционно настроены по отношению к официальному курсу, особенно в ценностных вопросах. Явно праворадикальный сектор более чем маргинален: к нему можно отнести крошечную неофашистскую группу «Молодая Бретань», Национальный форум Эльзас-Лотарингия (связанный с германской НДП), отдельных членов лиг в Италии и правых партий Фландрии (но не сами эти партии, как это нередко делается). Серьезные позиции правоконсервативные сепаратисты имеют только в Южном Тироле: после провозглашения независимости Косова электорат одних только «свободовцев» вырос там в три раза, достигнув в 2013 г. 16–18% избирателей.