Но зато сбалансированный огненный шар я теперь мог сотворить буквально по щелчку пальцев, достаточно было просто этого пожелать. Да и с обычным едва ли пришлось бы провозиться сильно дольше. Это дарило уверенность в собственных силах – точнее подарило бы, если б только я мог сражаться и одновременно удерживать ядро наполненным.

– Боярин, не отставай! – поторопил меня Хомут на опушке и глянул в другую сторону. – Сквозняк, тебя это тоже касается!

Вот уже и джунгли. Ненавижу!

Только мы начали пробираться по зарослям, и где-то в стороне вновь взревело пламя. На листве затрепетали оранжевые отблески, но особо светлее под густыми кронами деревьев от этого не стало. Сбоку мелькнуло какое-то движение, я вскинул карабин, Хомут перехватил ствол и задрал его вверх.

– Свои!

Троица кадавров – странно скособоченных, порывистых в движениях и уже не слишком-то похожих на людей, вынырнула из-за кустов и углубилась в чащу, не обратив на нас никакого внимания.

– А если б это чужие были? – нахмурился я. – Как их отличать?

Младший урядник отпустил карабин и похлопал себя по груди.

– Мне амулет выдали, а ты не зевай.

Совет нисколько не воодушевил, и для себя я решил держаться поближе к командиру десятка. А то так и влипнуть недолго. Впрочем…

Уже влип!

Влип, черти драные! Влип!

13–4

Сердце колотилось часто-часто, едва удавалось протолкнуть в лёгкие воздух, пот тоненькими струйками тёк из-под шлема за ворот. И ведь это я ещё просто затаился за деревом и ждал неведомо чего. Точнее – неведомо кого.

Вражеских кадавров или пластунов, вооружённых до зубов стрельцов или наёмников из аборигенов. Ну а если совсем не повезёт, то и чужих тайнознатцев.

На одном месте мы не сидели, но и бестолково через заросли не ломились, меняли позиции, лишь по мере продвижения вперёд огненного смерча, который медленно, но верно прожигал в джунглях широченную просеку. Изредка до нас доносилась стрельба, время от времени где-то поодаль рвались то ли ручные бомбы, то ли боевые арканы, у нас же пока всё было спокойно. Несколько раз замечали средь деревьев движение, но всякий раз тревога оказывалась ложной: переполох вызывала то лесная живность, то отряжённые на охранение флангов стрельцы туземного пехотного полка.

– Вот сейчас стемнеет, тогда самое веселье и начнётся! – уверил нас Край.

– Не каркай! – одёрнул его Хомут. – Дальше идём! И глядите в оба: неподвижного мертвяка в темноте так сразу и не углядишь!

В лесу уже не просто сгустились сумерки, а было попросту ни черта не видать, приходилось уповать на способность учуять заточённого в мёртвую плоть приблудного духа. Но страшно. До одури страшно, чего уж там греха таить.

– Боярин, не шурши! – зло шикнул на меня Хомут. – Чудовище косолапое! Две ноги да обе левые!

Я промолчал, но огрызаться не стал отнюдь не из-за того, что так и не выучился бесшумно передвигаться по джунглям, просто не хотелось лишний раз нарушать тишину. Замер и напряжённо пялился в темноту, благо после перехода в аколиты ночное зрение ещё самую малость улучшилось, и таким уж непроницаемым сгустившийся под деревьями мрак больше не был.

Где-то постреливали, но не у нас. У нас только драные москиты своими драными крылышками звенели, да кто-то сопел надсадно, не иначе – Сквозняк.

Над головой мелькнуло какое-то движение, и все разом вскинули карабины, но тут же расслабились.

– Чёртова мартышка! – тихонько ругнулся Хомут и приказал: – Всё, здесь стоим!

Мы в очередной раз расположились так, чтобы не получилось незаметно приблизиться ни с боков, ни даже зайти с вроде бы безопасного тыла. Тут же раздался шорох и отзвук удара, следом Край пояснил: