Домовые с дворовыми испокон веков не ладили, уж слишком разными они были. Вечные выдумщики и пакостники, шебутные дворовые постоянно подтрунивали над серьёзными и всегда обстоятельными домовыми. Те, в свою очередь, никогда не относились к ним всерьёз и считали оболтусами и лоботрясами, что дворовых изрядно обижало.

«Буду держать себя в руках и поскорей спроважу непрошеного гостя подальше, некогда мне тут любезностями обмениваться», — угрюмо решил про себя Акакий, который уж точно был сейчас не в настроении обмениваться колкостями со своим извечным недругом.

Дворовой был моложав, веков пять, не больше. Держался степенно, и быстро уходить явно не собирался. Темно-пегие волосы были прибраны в хвост, на голове немного набок сидела плотная льняная шапка с отворотом. Глаза смотрели спокойно, внимательно и строго, без следа прищура или столь типичной для их народца издёвки.

— А мы уж тебя заждались. Думали, не объявишься. Давно пора! Третий десяток почитай уж как дом да без хозяина-то... — спокойно, и, казалось бы, вовсе не вредно, проговорил он. — Такой ладный дом, да без хозяина, — негоже.

Это с виду безобидное замечание стало последней каплей для измученного невесёлыми мыслями домового. От едва восстановленного равновесия не осталось и следа. Негодование снесло остатки выдержки Акакия, и он, несмотря на только что данное самому себе обещание не вестись на поддёвки, сорвался.

— Ла-а-а-адный?! — яростным шёпотом взвился он, — Да ты надо мной, что ль, издеваться вздумал, ирод? Как землянка какая! Ни скамьи, ни стола, ни полатей! А грязища! Да сараюшка не прибрана, — и та приличнее смотрится! Хоть сколь-нибудь захудалой печи-мазанки не соизволили поставить!.. В такой хате и собаку поселить стыдоба, а они дитё разместить вздумали! А мать-то, мать! Младенчик ревёт-заливается, а она где?!.

— Да ты погоди, погоди, причитать-то, — сконфуженно проговорил гость… — с работы ей позвонили, за домом ругается, не слышит поди, вот и не подходит. Который месяц уж, как в отпуске с дитём, а все никак отстать не могут. Тьфу ты ну-ты! Прям как крепостная, — с досадой закончил новый знакомец и вздохнул.

— С какой такой работы? Это с покоса, что ли, да колокольцем позвонили? — язвительно проговорил Акакий, а про себя подумал, точно ли всё в порядке с головой у нового знакомца.

— Да сколько ж ты спал-то, что таких простых вещей не знаешь? — изумлённо протянул дворовой.

— Каких таких вещей?! — снова взъярился Акакий. — Что избу можно без печи ставить? Что можно жить в доме, который хуже коровника?! — спрыгнув с табурета, потрясая сжатыми кулаками и наступая на гостя, яростно полушипел-полухрипел он, из последних сил стараясь не сорваться на крик, чтобы не напугать малютку.

Дворовой попятился, в примирительном жесте подняв руки, и миролюбиво увещевательным тоном проговорил:

— Охолони! Ишь разбушевался! Счастья ты своего не понимаешь. Ну да разберёшься ещё. Пойду я. Мы со Степанко на соседнем участке живём, как выйдешь, дом слева. А меня Федотом кличут. Ты, как остынешь да подразберёшься, заходи в гости. Мало нас осталось, надо держаться вместе, — снова вздохнул Федот и вразвалочку, слегка припрыгивая, пошёл в свою сторону.

Акакий несколько раз тяжело и шумно вздохнул-выдохнул, стараясь хоть немного успокоиться и вернуть себе вновь нарушенное равновесие. «Вот ведь тоже выдал "В гости!", ирод!» — наконец успокоившись, фыркнул он.

Устав от пережитого, Акакий уселся на краешек табурета и, продолжая тихонечко покачивать колыбель, крепко задумался. На его удивление, Федот вовсе не выглядел вредным и ехидным, как это полагалось любому уважающему себя дворовому. Даже удачно подколов домового, тот ни единой ухмылкой не показал своего злорадства над его, Акашиным, незавидным положением. «Может, я действительно чего не понимаю?» — озадаченно подумал Акакий и посмотрел на кроху.