Мы с некромантом, проявляя негласную солидарность, молчали. Не знаю точно, как мрачный гость собрался мстить папуле за «любовный подлив», но наблюдать за происходящим было крайне интересно.

— Господин Лир, что же вы нас покинули столь надолго? — невозмутимо начал Лунгрэ. — Мы с Эммой вас совсем заждались и кофе допили. Вы не соврали, он у вас действительно превосходный.

— Все для вас, господин Лунгрэ. Все лучшее для дражайшего гостя.

— Вы знаете, — некромант натянул на губы подобие улыбки, — был у меня на работе один случай, как раз таки с кофе связанный.

— Как интересно! Расскажите? — Отец, весь внимание, уложил подбородок на сцепленные пальцы.

— Так вот, — продолжил Лунгрэ набирающим жуткие нотки тоном, — встретился мне однажды один занимательный труп, испивший смертельного кофе…

— Кофе может быть смертельным? — насторожился папочка.

— Может, если плеснуть туда яду. Или зелья какого-нибудь опасного подлить с перебором. Помнится, у того трупа именно подобная история и произошла: кто-то ему по ошибке, а может, и из других каких побуждений, зелья любовного в троекратном размере в кофе подлил…

Отец побледнел. Уточнил дрогнувшим голосом:

— Так ведь любовное… Оно же безобидное вроде?

— Ну что вы, господин Лир, — закатил глаза некромант, — там такие опасные компоненты! Смертельные розы, вампирья кровь, пепел сожженного гроба развратника.

— А я думал, там водка с можжевельником… — проблеял отец, достигая максимального уровня белизны.

— Вы ошибаетесь, господин Лир, — пугающе помотал головой некромант. — Водку с можжевельником уже даже сельские колдуны-алкоголики не мешают. Да и нельзя. Противозаконно. Теперь любовные зелья только «Демон и братья» разливают у себя на заводе, строго по ГОСТу. И дозировка только по инструкции, иначе — побочные эффекты. От сильной передозировки исход один.

— Какой же? — Папа из белого стал льдисто-лиловым.

— Смерть, — загробным голосом ответил Лунгрэ.

— Смерть? И как же быстро она…

— Сутки. Максимум сутки проживет тот несчастный, что неосмотрительно решил, будто с любовным зельем можно баловаться, как ему вздумается.

— О, богини… — Отец схватился за сердце и начал медленно стекать под стол.

А Лунгрэ, похоже, вошел во вкус и теперь издевался над незадачливым Лиром по полной программе.

— Муки у несчастного будут страшные. Сперва кровь по венам потечет вспять, потом глаза в орбитах завращаются, а сначала — да! Это будет самым первым признаком! — жертва начнет чесаться.

И дернул меня черт в тот момент почесать нос…

Папа из льдисто-лилового стал зеленым, будто его самого чем-то отравили. Просипел едва слышно:

— Какой ужас.

— Да, ужасные муки, — коварно согласился некромант, — но вы не переживайте, в случае передозировки любовным зельем отравителя всегда легко вычислить. Ему невозможно скрыться — в напитке остается четкий магический след. От правосудия он не уйдет.

Мне стало страшно за папеньку. Лунгрэ так его до инфаркта доведет. Ох, уж этот суровый некромантский юмор. Я посмотрела на жениха умоляюще. Может, хватит? Жестокосердный Лунгрэ заметил мой взгляд, но не повел и бровью, а старший Лир тем временем на дрожащих ногах поднялся из-за стола и, пробормотав неразборчивое: «Извините, мне нужно отойти», спешно покинул приемный зал.

Я обеспокоенно предположила:

— Мне кажется, теперь палку перегнули вы.

— Думаете? — заломил бровь жених. — А я считаю, что ничуть. Поделом. Опаивать людей любовным зельем без их ведома — подлость. И эта подлость заслуживает наказания. Представьте, мы бы с вами тут вдвоем прямо на столе оказались? Или под каким-нибудь кустом в саду?