- О нет, Эм! Только не это! Так, давай тебя вперёд, срочно! Встречай опасность грудью.

- Почему это я?!

Мои слабые попытки возмутиться немедленно пресекают.

- Потому что он тебя лучше слушается!

А к нам по широкому проходу коридора из белого камня уже несётся со всех лап Светлячок. Уши торчком, хвостом виляет прямо на бегу, пшеничного цвета шерсть, вся в чёрных тигристых полосах, лоснится, а на улыбающейся морде – выражение вселенского счастья и готовность немедленно облобызать любимых хозяек от полноты чувств. Если к портрету добавить, что наш фамильный пёс размером примерно с крупного телёнка… ну или не очень крупную корову… становится понятен масштаб нашего с Джен восторга.

- Светлячок, фу! – я вложила в голос всю тренированную годами строгость старшей сестры.

Ответом мне был взвизг, означающий примерно «я всё понимаю, но хозяйки сегодня такие хорошенькие, что срочно нужны обнимашки».

- Свелячок, сидеть!! – я указала пальцем, где, собственно, сидеть.

Ушастая скотина даже не притормозила.

На помощь, как обычно, пришёл Замок. От узора на стене отделилась длинная чёрная плеть с мелкими листочками и крупными бутонами роз из матово-белого камня. Метнулась к собаке, обвила хвост и как следует дёрнула.

Светлячок плюхнулся на зад, разочарованно гавкнул и с обиды слегка уменьшился в размерах.

Ах да, я не упомянула, что наш пёс – не совсем пёс? Кто он по своей природе, нам доподлинно не известно, но лично для нас всегда был прежде всего нянькой. И да – он действительно умеет светиться в темноте.

Пользуясь поддержкой Замка, мы успешно миновали лохматое препятствие и возобновили наш чинно-благородный путь.

Сестра следовала в метре с небольшим сразу за мной. Она единственная держится так близко – на минимальном расстоянии, хотя я говорила много раз, чтобы она так не делала. Но Джен всегда чувствует до миллиметра, где идти еще можно. А на мои просьбы как-то раз ответила: «Не волнуйся за меня - я просто не хочу, чтобы тебе казалось, что ты идешь одна». После этого я от неё отстала, но привычка чуть ускорять шаг, чтобы хоть немного обмануть её и выиграть дополнительные сантиметры успокоительного расстояния, сохранилась.

Мы живём так уже много лет – в постоянном ощущении присутствия друг друга, каждым нервом и каждой клеткой кожи чутко прислушиваясь, где находится близкий человек.

У меня нет никого ближе Джен. И в переносном… и в прямом смысле слова. Обычно люди инстинктивно держатся дальше. Даже мать с отцом.

Светлячок за нашими спинами грустно положил лобастую голову на передние лапы. Ветка оставила его хвост в покое и втянулась обратно в узор. Придётся потом умасливать вкусняшками, чтобы простил.

Мы уже шагнули на лестницу, когда услышали снизу грохот, звон битого фарфора и шумные ругательства. Кажется, папин ездовой снежный олень опять пробрался в холл с улицы, громко цокая копытами и задевая развесистыми серебряными рогами картины, и уже вовсю хозяйничает среди букетов в напольных вазах. Снова будет меланхолично с ними расправляться, тщательно пережёвывая и кося сапфировым глазом, пока старик-дворецкий Торнвуд кричит на него и пытается выгнать, чтоб хотя бы к приезду гостей создать видимость добропорядочного дворянского имения.

Да уж, в нашем дурдоме не соскучишься!

Мы спустились на второй этаж Замка, где располагался бальный зал. Его так редко открывали на моей памяти, что было даже странно видеть высокие белые двери распахнутыми.

А виновник торжества уже был там, и мы с сестрой скорее поспешили, чтобы спросить, нужна ли помощь.