— А тебе идёт стоять на коленях, — произнёс Дик. — Что, знакомая поза? Привык сосать именно в ней?

Взрыв смеха сопроводил очередную особо интеллектуальную шутку в мой адрес. И вот не знаю, что меня разозлило в этот момент. Вроде бы ничего сверх того, что я уже о себе слышала, ларк не произнёс, но, видимо, дополнительная порция оскорблений в совокупности с испачканной формой и понимание, что теперь мне не хватит кредитов на ремонт Анчоуса, неожиданно подняли во мне волну протеста.

— Молчишь? Ах да, у тебя же рот занят делом… — продолжал измываться Дик.

Он положил огромную ладонь на мою голову, не давая подняться с коленей, и сделал недвусмысленное движение бёдрами вперёд-назад. Теперь уже гогот раздавался не только от прихвостней Дика, но и по всей столовой.

Я общалась с двенадцати лет, по сути, только с роботами, а потому понятия не имела, как надо вести себя со сверстниками. У меня никогда не было компании подруг, девчачьих тайн, первой влюблённости. Даже лучшей подруги, и той не было. Курсы по психологии и манипуляции людьми — были, а вот реального взаимодействия с гуманоидами, а не искусственным интеллектом — нет. Чисто теоретически я знала, что надо не поддаваться на провокацию, промолчать, стерпеть, а потом спокойно выйти из столовой, дойти до кабинета куратора курса, рассказать о травле и попросить просмотреть случившееся с видеокамер. Ларков накажут, и в следующий раз они ещё несколько раз подумают, прежде чем цепляться ко мне. Но как назло, в момент, когда ты сам становишься центром травли, все правильные мысли просто вылетают из головы, и остаётся лишь злость и жгучая обида на несправедливую ситуацию. Слёзы подступили к глазам, ещё несколько секунд — и я расклеюсь на потеху публике и тогда уже навсегда заклеймлю саму себя как самого слабого кадета, не достойного носить форму Космического Флота.

Я нащупала пластиковый поднос, выпавший из рук, и, развернув его ребром, со всей ярости, которая кипела сейчас у меня в жилах, ударила ненавистного Дика прямо промеж широко расставленных ног. Я стояла практически на коленях, моя голова находилась напротив его паха, а потому это действие далось мне настолько легко и быстро, что никто не понял, что произошло. Парни в столовой всё ещё хохотали, когда Дик, скрючившись от боли, с громким звуком, больше походившим на скулёж побитой псины, стал оседать на пол.

«А ларки — не траски, удар держат послабее», — с мелочной мстительностью подумала я и обернулась на двоих друзей Дика. Один из них сгибался от безудержного смеха пополам, крупные слёзы текли по его щекам, а потому мне ничего не стоило дёрнуть на себя лопнувший пластиковый контейнер, на который он наступил по невнимательности. Я застала его врасплох. Ларк смешно замахал руками в воздухе, пытаясь поймать равновесие, но, к моему везению, испачканная жирным сырным соусом подошва ботинок заскользила по чистому полу, и массивный гуманоид упал прямо на спину.

К этому моменту третий ларк уже успел заметить, что кадет Радонежский заартачился и решил оказать сопротивление. Он шагнул ко мне с искорёженным от злобы лицом и явным намерением приложить свой кулак к моему уху или скуле. Передо мной находился разъярённый кадет с боевого направления, который много лет тренировался, чтобы стать профессиональным бойцом. Какие шансы были у меня, тощей девчонки девятнадцати лет со средней физической подготовкой против этого огромного и сильного ларка в честном бою? Да никаких. Терции стремительно утекали, ларк замахнулся, а я... нащупала позади себя металлическую вилку, схватила её в кулак и со всей силы воткнула в ногу своего противника, куда смогла дотянуться — в сухожилие четырёхглавой мышцы, располагающейся прямо над коленной чашечкой. Анатомию я ещё в школе сдала на «отлично», рефлексы сами подсказали, куда целиться.