— Понимаю, — кивнул Родерик. — Посмотри на запястья.

Мама подняла руки и с удивлением уставилась на белые полосы шрамов.

— В нее наверняка влили ведро эликсиров, так что все мгновенно зажило, но следы остались. К счастью, с ней не успели сделать ничего непоправимого, — сказал он и добавил: — Император этого нам не простит.

— Не простит, — согласился Изергаст. — Но что он сделает, старый пень? Мы вдвоем стоим целой армии, и если он хоть немного соображает, то не пойдет против нас.

— Меня больше беспокоит вопрос — что ему было нужно, — задумался Родерик. — Не верю, что все это просто так…. Арнелла, ты в порядке? — обратился он ко мне. — Все хорошо?

— Если бы ты вела себя поумнее, то все прошло бы еще лучше, — укорил меня Изергаст. — Я наложил на нее заклятие немоты, — пояснил он Родерику. — Не благодари.

Тот возмущенно глянул на него, но Изергаст невозмутимо пожал плечами и откинул кожаный полог храма, пропуская нас с мамой вперед. Она вошла внутрь и остановилась посреди шатра как вкопанная.

— Путник, — сказала мама, а потом добавила такие ругательства, о существовании которых я и не подозревала.

— Госпожа, — строго обратился к ней жрец. — Не подобает произносить непотребные слова в святом месте.

Она присовокупила еще несколько грязных выражений, а потом схватила лампадку и запустила ею в стену.

Масло пролилось, пламя радостно побежало по кожаному пологу, освещая шатер, но Родерик протянул ладонь, и огонь тут же погас. Мама оттолкнула ногой низкий столик, и карты империи, лежащие на нем, разлетелись. Швырнула металлическую чашу для подаяний, так что мелочь рассыпалась на пол. Жрец бросился собирать монеты, а Изергаст схватил маму за плечо, развернул к себе, ткнул пальцем в лоб, и она, обмякнув, упала ему на руки.

— Твоя теща, ты и неси, — проворчал он, передавая ее Родерику.

— Путник, — повторил тот и посмотрел на меня. — Твой отец. Вот что нужно императору.

***

— Эти мастера хаоса совсем охамели, — недовольно сказал Антрес, разливая чай по чашкам. — Что они себе позволяют?

— Девчонка и правда дорога Родерику, раз он притащился за ее матерью, — задумчиво произнес император, стоя у клетки, в которой спал очередной тигр. Зверь тяжело дышал, и полосатая шкура висела на нем неопрятным мешком, словно была не по размеру. — Хорошо, что Кармелла еще была в состоянии выйти.

— Я люблю растягивать удовольствие, ты же знаешь, — ответил Антрес. — Хотя госпожа Алетт успела мне наскучить: перестала угрожать и все больше плакала... Однако для женщины у нее оказался весьма сильный характер.

— Но путнику на нее наплевать, — вздохнул император. — Я думаю, что вся эта затея с ловушкой в корне провальна. В этом и есть сила путников — они не привязаны ни к чему, ни к кому. Свободны, как ветер. В последнее время я часто думаю о том, что ошибся, выбрав не ту дорогу.

— Правда? — удивился Антрес. — Ты бы променял императорское величие на пыль под ногами и деревянный посох?

— Нет, — усмехнулся он. — Ты прав. Это именно то, что удержало меня. Власть — моя слабость, моя привязанность. Но, похоже, я не способен испытывать ее к другим людям.

— И ко мне? — уточнил некромант.

— Ты ведь не думаешь, что я сейчас открою тебе свои объятия? А потом мы вместе поплачем от любви друг к другу.

Антрес осклабился, продемонстрировав кривоватые клыки, и, отпив чай, вернул чашку на блюдце.

— Однако ты не можешь не признать, что выделяешь меня из остальных своих детей.

— Так и есть, — согласился император. — Хотя это странно. У анимага рождается сын-некромант. Ты — ошибка природы.