Этайн казалось, что она забыла, как дышать, не могла сделать ни вдох, ни выдох. Просто смотрела на Тео во все глаза, стараясь впитать каждое его слово, взгляд.

– Я решил отчего-то, что если мы отдалимся, то это пройдёт. Ты найдёшь мне замену, я забудусь в других. Знала бы ты, как часто я хотел написать тебе. – Маттео рвано вздохнул. – О Гвинефэр, об учёбе, Томмани, о том, как скучаю без тебя. Но я считал, что так будет правильно. Теперь я вижу, как ошибался.

Пальцы, крепко державшие её всё это время, наконец разомкнулись. Лицо Тео исказилось на мгновение болью, но он быстро вернул себе самообладание.

– Этайн, ты по-прежнему мне дорога. Так же, как и год, и два, и три назад. Я не дам тебя в обиду и буду рад помочь всем, чем могу, но… – Вздох. – Мы не можем быть вместе.

Она ждала этих слов. Каждое мгновение, как удара кинжала. Знала, что он будет, но всё равно была не готова. Оказалось слишком больно. Конечно, Этайн знала это, хотя и до последнего на что-то надеялась.

– Отец, семья, они никогда не одобрят этот брак. Я не могу. – Глаза Сфорца совсем потемнели, теперь в них плескалась тревога. – Я бы мог… мы могли бы, конечно, завести роман, но я не могу так. Не могу обманывать тебя, не могу быть с тобой, зная, что однажды мне придётся отвернуться. Найти другую, чтобы заключить с ней союз. Ты недостойна этого, Этайн.

Внутри бурлили такие волны эмоций, с которыми бы не сравнилось ни одно море. Этайн поочерёдно захлёстывало болезненное счастье за то, что её чувства взаимны, а потом острая боль от слов Маттео. Правдивых, логичных, но от этого не перестающих быть невыносимыми.

– Мы же можем остаться друзьями, верно? – Тео натянуто улыбнулся, глаза его шарили по лицу Лисс в тревоге. – Я бы очень хотел этого.

– Конечно. – Лисс повторила нервно-натянутую улыбку друга. – Конечно, мы можем.

Они с Тео ещё немного поговорили о несущественных вещах, а потом Тео, сославшись на договорённость с Меуром, исчез. Этайн, выбрав всё же копьё с лёгким изгибом лезвия, вернулась к себе.

Сначала она думала, что остаток дня просто будет рыдать в подушку. Но когда Лисс приземлилась на край кровати, то поняла, что не может пролить ни слезинки. На месте души была огромная, сквозящая холодными ветрами дыра. Этайн казалось, что она не чувствует ничего – ни боли, ни радости, ни облегчения, ни даже обиды на Тео.

Голова понимала, что Сфорца поступил неправильно, и что, несмотря на признание в чувствах (Всеотец, как она мечтала об этом!), он разбил ей сердце. Дахут бы сказала, что Этайн теперь должна была бы его возненавидеть. Но Лисс не чувствовала ни-че-го.

Девушка обвела бездумным взглядом комнату. Что-то привлекло её внимание, но она не поняла, что именно. Ещё и ещё раз, пока не зацепилась взглядом за копьё.

Крепкое древко, гладкое лезвие, в мнимой простоте и изящной красоте крылась смертельная опасность. Его вид отчего-то напомнили Этайн одну песню, что она услышала уже в стенах Императорской академии. Девушка встала, подходя к оружию, коснулась кончиками пальцев гладкого дерева.

– Успокой нас криками рваными, веди за берега и гавани, уйми нам боль, спой, успокой… – Тихо пропела она копью. В словах этих простых, но таких правильных сейчас будто бы была своя магия.

Этайн покрепче перехватила оружие до побелевших костяшек пальцев. Новый план уже созрел в её голове.

На следующий же день она поймала Дечи, прижав того к стенке. Конечно, в переносном смысле.

– Дечи, пожалуйста, помоги мне. – Этайн пыталась применить весь имеющийся дар убеждения к этой холодной глыбе.